Если верить Ребекке, ее родители не
вмешивались в их дела. Да у них и возможности не было: Майерс их не любил, что
неудивительно. Клей подозревал, что отчасти по этой причине он чаще всего и
работал в гонконгском филиале – подальше от Ван Хорнов.
И у Клея, и у Ребекки были причины бежать.
Клей ни под каким предлогом не хотел оставаться в ближайшие годы в округе
Колумбия, где так чудовищно опозорился. На свете множество мест, где его никто
не знает. Там он будет спокойно жить под чужим именем. Ребекка тоже, впервые в
жизни, мечтала скрыться – от неудавшегося замужества, от родителей, от
загородного клуба с его невыносимо чванливыми завсегдатаями, от необходимости
зарабатывать деньги, накапливать имущество и от тех немногих друзей, которые у
нее имелись.
Час ушел у Клея на то, чтобы заманить ее в
постель, но с этим гипсом на ногах и вообще… о близости сейчас не могло быть и
речи. Ему просто хотелось держать ее в объятиях и целовать, наверстывая
упущенное.
Она осталась на ночь и утром тоже решила не
уходить. На следующий день за завтраком он начал с Текилы Уотсона, тарвана и
постепенно рассказал ей все.
* * *
Полетт и Оскар явились из конторы с новыми
неприятными известиями. Какой-то подстрекатель в округе Хауард уговаривал
домовладельцев подавать жалобы на Картера в комитет по профессиональной этике
за срыв сделки с компанией «Хэнна». Несколько десятков таких жалоб уже
поступило в коллегию адвокатов округа Колумбия. Шесть исков было предъявлено
Клею адвокатом, который продолжал активно собирать клиентов. Контора Клея
заканчивала работу над проектом урегулирования дел в связи с банкротством
компании «Хэнна». Проект вскоре намечалось передать в суд. Как ни странно, за
это контора могла получить гонорар, правда, несопоставимый с тем, который Клей
потерял.
Фирма Хелен Уоршо торопилась начать
видеозапись показаний истцов. Поспешность была связана с тем, что эти истцы
умирали, а их показания должны были стать козырной картой на суде, который
ожидался не позже чем через год. Обычная со стороны ответчика тактика
проволочек, предупредила мисс Уоршо, была бы в высшей степени бесчестна по
отношению к таким истцам. Клей принял предложенный ею порядок опроса
свидетелей, хотя присутствовать на них не собирался.
Под давлением Оскара Клей согласился наконец
уволить десять адвокатов и большинство параюристов, секретарей и референтов.
Каждому из них он написал короткое письмо, в котором принес искренние
извинения. Всю ответственность за крах фирмы он брал на себя.
Честно говоря, больше винить было и некого.
Через силу Клей сочинил письмо и своим
клиентам по делу о максатиле. В нем он резюмировал ход процесса, проигранного
Мунихэмом. Его мнение: препарат действительно опасен, но доказать прямую связь
между ним и известными заболеваниями «очень сложно, если вообще возможно». Он
сообщил также, что компания «Гофман» не желает идти на досудебное соглашение, а
в своем нынешнем состоянии сам он не может подготовить полноценный процесс.
Ему было противно использовать в качестве
предлога состояние своего здоровья, но Малруни настоял. В письме это звучало
убедительно. К тому же, находясь в нижней точке своей карьеры, Клей не мог
позволить себе отвергнуть какую бы то ни было возможность оправдаться.
Таким образом, он освобождал своих клиентов от
контракта, и делал это заблаговременно, давая возможность каждому нанять
другого адвоката, чтобы судиться с гигантской корпорацией. Он даже пожелал им
удачи.
Письма должны были неизбежно повлечь за собой
бурю конфликтов, но Малруни пообещал все взять на себя.
– По крайней мере так мы отделаемся от этих
людей, – повторял он.
Клей то и дело думал о Максе Пейсе, приятеле,
втянувшем его в это дело. Человеку по фамилии Пейс – одной из минимум пяти его
фамилий – было заочно предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупных
размерах, но его так и не удалось разыскать. В обвинении говорилось, что,
используя секретную информацию, он продал почти миллион акций компании «Гофман»
перед тем, как Клей подал на компанию в суд, а потом выкупил их по бросовым
ценам и улизнул из страны, заработав на этом не менее пятнадцати миллионов.
«Беги, Макс, беги! Если тебя поймают и приволокут в суд, ты ведь можешь
вытащить на свет все наши грязные делишки».
У Оскара в списке было еще пунктов сто, но
Клей уже устал.
– Мне исполнять сегодня роль сиделки? –
шепотом спросила его на кухне Полетт.
– Нет, здесь будет Ребекка.
– Любишь ты создавать себе проблемы.
– Завтра они подают на развод. По обоюдному
согласию.
– А как же куколка?
– Если она когда-нибудь и вернется с Сент-Барта,
это все равно уже в прошлом.
Всю следующую неделю Клей не покидал дома.
Ребекка упаковала вещи Ридли в огромные мешки для мусора и утащила их в подвал.
Кое-какие свои вещи она, наоборот, перевезла к нему, хотя Клей и предупредил,
что дом наверняка отберут. Ребекка готовила вкусные кушанья и всячески
заботилась о Клее. Они до полуночи смотрели старые фильмы, а по утрам долго
спали. Она возила его к врачу.
Ридли позванивала со своего острова. Клей не
стал сообщать ей, что она уволена, он собирался сказать это с глазу на глаз,
если она все-таки вернется. Процесс переоборудования виллы шел полным ходом,
несмотря на то что Клей значительно урезал бюджет. Однако его финансовые
проблемы Ридли, судя по всему, представляла себе весьма смутно.
* * *
Последним адвокатом, оказавшимся причастным к
судьбе Клея, был эксперт по делам о банкротстве Марк Мунсон – специалист по
громким, запутанным индивидуальным катастрофам. Его нашел Гриттл. После того
как Клей встретился с адвокатом лично, Рекс показал ему бухгалтерские книги,
договоры аренды, контракты, иски, сведения об авуарах, размерах предполагаемой
финансовой ответственности – словом, все. Когда они вместе явились домой к
Клею, он попросил Ребекку оставить их, желая оградить ее от неприятных
подробностей.
За семнадцать месяцев, минувших с того дня,
как Клей покинул БГЗ, он заработал гонораров на сумму сто двадцать один миллион
долларов. Тридцать миллионов было выплачено Родни, Полетт и Ионе в качестве
вознаграждения. Двадцать ушло на организацию офиса, оплату коммунальных услуг и
«Гольфстрим». Шестнадцать были спущены в унитаз – стоимость рекламы и
медицинских тестов по дилофту, максатилу и «Тощему Бену». Налоги, уже
уплаченные и начисленные, но еще не погашенные, составили тридцать четыре
миллиона. Четыре стоила вилла, три – отцовская яхта. Миллион туда, миллион сюда
– дом, «предоплата» услуг Макса Пейса, обычные экстравагантности, от которых не
может удержаться ни один нувориш.
