Адельфа пришла в суд на предъявление
обвинения. В полиции сообщили, что подонок, убивший ее сына, должен
присутствовать на этой краткой рутинной процедуре, во время которой он скорее
всего не признает себя виновным и потребует адвоката. Сидя в последнем ряду
между братом и соседкой, она без конца утирала слезы уже насквозь промокшим
платком. Ей нужно было увидеть парня. Она хотела спросить: «Почему?» – но
понимала, что возможности сделать это не представится.
Обвиняемых прогоняли по проходу, как скот на
торги. Все были черными, в оранжевых тюремных комбинезонах, в наручниках, все –
молодые. Отбросы общества.
Текила, как особо опасный преступник, кроме
наручников, был в цепях, соединявших запястья и щиколотки, хотя на вид он
казался совершенно безобидным по сравнению с другими. Он окинул быстрым
взглядом зал: нет ли знакомых – вдруг кто-нибудь случайно забрел поболеть за
него? Когда арестованных усадили на предназначенный для них ряд стульев, один
из вооруженных судебных приставов склонился к нему:
– Тот парень, которого ты угробил… Вон там,
сзади, в синем платье – его мать.
Текила медленно повернул низко опущенную
голову и исподлобья глянул – лишь на миг – прямо в мокрые опухшие глаза матери
Пампкина. Пожирая взглядом тощего мальчишку в огромном, не по размеру,
комбинезоне, Адельфа гадала: где его мать, как она его растила, есть ли у него
отец и, главное, как и почему пересеклись пути ее сына и этого парня? Оба были
одного возраста, как, впрочем, и остальные присутствовавшие здесь обвиняемые, –
лет двадцати, чуть моложе, чуть старше. В полиции ей сказали, что по крайней
мере на первый взгляд наркотики тут ни при чем. Но она-то знала: наркотики
всегда «при чем», они отравляли всю жизнь улицы. Уж Адельфе-то это было отлично
известно. Пампкин баловался и травкой, и кокаином, однажды даже привлекался за
хранение, но никогда не совершал насилия. Полицейские считали, что убийство
скорее всего было случайным. Все уличные убийства случайны, сказал ее брат, но
каждое имеет причину.
У одной стены зала располагался длинный стол,
за которым сидели представители власти. Полицейские что-то нашептывали на ухо
обвинителям, те поспешно листали дела и рапорты, героически пытаясь
ознакомиться с массой бумаг До того, как обвиняемый предстанет перед судьей. У
противоположной стены стоял такой же стол для защитников. Те входили и выходили
под непрерывный гул аудитории и отскакивавшие от зубов судьи обвинения: в
распространении наркотиков, в вооруженном ограблении, в сексуальном нападении,
опять в распространении наркотиков, в оскорблении словом… Когда называли имя
обвиняемого, того подводили к судейскому столу, где он стоял молча, пока
законники шуршали бумагами, потом уводили обратно в тюрьму.
– Текила Уотсон, – провозгласил пристав.
Другой пристав помог Текиле подняться. Тот
поковылял вперед, звеня цепями.
– Мистер Уотсон, вы обвиняетесь в убийстве, –
громко произнес судья. – Сколько вам лет?
– Двадцать, – ответил Текила, понурившись.
Обвинение в убийстве, разнесшееся по залу, заставило
всех притихнуть. Другие обвиняемые смотрели на Текилу с восхищением. Даже
юристы и полицейские проявили интерес.
– Вы можете нанять адвоката?
– Нет.
– Так я и думал, – пробормотал судья и бросил
взгляд на стол защиты.
Плодородная нива отдела по особо тяжким
преступлениям уголовного департамента Верховного суда округа Колумбия
обрабатывалась сотрудниками БГЗ – Бюро государственных защитников, которое
служило страховочной сеткой для всех неимущих обвиняемых. Семьдесят процентов
дел требовали назначенных судом адвокатов, и в любой момент слушаний полдюжины
ГЗ – государственных защитников в дешевых костюмах и стоптанных мокасинах, с
бумажными папками, торчащими из портфелей, – толклись поблизости, чтобы быть
под рукой. В данный момент, однако, на месте оказался лишь один из них –
достопочтенный Клей Картер-второй, задержавшийся, чтобы пролистать дела куда
менее опасных преступников. Застигнутый врасплох адвокат больше всего на свете
желал сейчас оказаться вне зала суда. Повернув голову налево, потом направо и
не заметив никого из коллег, Клей понял, что его честь смотрит именно на него.
Куда, черт возьми, подевались все остальные ГЗ?
За неделю до того мистер Картер завершил дело
об убийстве, тянувшееся почти три года и окончившееся тем, что его клиент
остался в тюрьме, из которой никогда не выйдет, по крайней мере официально.
Клей Картер был счастлив, что тот наконец за решеткой и что у него на столе в
настоящий момент нет других дел, связанных с убийствами.
Похоже, счастье длилось недолго.
– Мистер Картер! – сказал судья. Это не был
приказ – всего лишь приглашение выйти вперед и заняться тем, чем занимаются все
ГЗ: защищать неимущего независимо от характера преступления.
Мистер Картер не имел права выказать слабость,
особенно на виду у полицейских и прокуроров. Он тяжело сглотнул, не стал
медлить и подошел к судейскому столу так, словно намеревался немедленно, здесь
и сейчас, приступить к защите своего подопечного перед лицом суда присяжных.
Приняв от судьи папку, он быстро пролистал несколько лежавших в ней бумаг, не
обращая внимания на умоляющий взгляд Текилы Уотсона, потом веско заявил:
– Мы будем ходатайствовать о признании
подсудимого невиновным, ваша честь.
– Благодарю вас, мистер Картер. Значит,
заносим ваше имя в протокол в качестве адвоката ответчика?
– Пока да. – Мистер Картер уже обдумывал, как
бы свалить это дело на кого-нибудь из коллег.
– Прекрасно. Спасибо, – заключил судья,
протягивая руку к следующей папке.
Адвокат и подзащитный коротко переговорили,
присев за стол. Картер получил всю информацию, которую Текила пожелал ему
сообщить – ее оказалось не много, – и пообещал приехать в тюрьму завтра для
более обстоятельного разговора. Пока они беседовали, места за столом неожиданно
заполнились молодыми юристами из БГЗ, будто материализовавшимися из ниоткуда
коллегами Картера.
«Неужели все было подстроено? – подумал
Картер. – Неужели они специально слиняли, зная, что в этой группе человек,
обвиняемый в убийстве?» За прошедшие пять лет он и сам не раз проделывал
подобные трюки. Увиливание от неприятных дел почиталось в БГЗ высшим
проявлением профессионализма.
