Клей устал от подобных вопросов, от тиггеров,
коих в его карьере было немало, он устал от тюрьмы, от одних и тех же
самоуверенных охранников, которые неизменно встречали его при входе в цокольный
этаж, предназначенный для общения адвокатов с подзащитными. Он одурел от
запаха, навечно пропитавшего это заведение, от идиотских формальностей,
установленных бумагомараками, строго руководствующимися учебниками по
содержанию заключенных. Было девять утра, среда, хотя Клею все дни казались
одинаковыми. Он подошел к застекленному окошку с табличкой «Для адвокатов».
Убедившись, что достаточно промариновала Клея, служащая подняла стекло и молча уставилась
на него. Впрочем, слов и не требовалось – они уже пять лет вот так, не
здороваясь, обменивались хмурыми взглядами. Клей расписался в регистрационном
журнале и сунул его обратно в окошко – несомненно, защищенное пуленепробиваемым
стеклом, охраняющим сотрудницу от разъяренных адвокатов, – которое она тут же
закрыла.
Два года Гленда пыталась внедрить простейшую
систему, по которой адвокаты из БГЗ и прочие заинтересованные лица могли бы за
час оповещать по телефону о своем прибытии, чтобы клиенты в нужный момент уже
находились поблизости от комнаты свиданий. Казалось бы, чего проще, но именно
простота предложения, очевидно, и похоронила его в бюрократической преисподней.
Вдоль стены стоял ряд стульев для адвокатов,
здесь защитники должны были терпеливо ожидать, пока их запросы черепашьим шагом
ползли к некоему ответственному лицу на верхнем этаже. К девяти утра несколько
коллег Клея обычно уже сидели на этих стульях, нервно теребя папки, шепотом
разговаривая по мобильным телефонам и не обращая друг на друга никакого
внимания. На заре карьеры Клей приносил с собой толстенные юридические
фолианты, чтобы, читая их, производить впечатление на коллег своим
профессиональным рвением. Теперь он достал «Пост» и стал просматривать
спортивный раздел. Когда его наконец вызвали, по привычке взглянул на часы:
сколько времени потрачено на бессмысленное ожидание Текилы Уотсона?
Всего двадцать четыре минуты. Могло быть хуже.
Охранник проводил его в длинную комнату,
разделенную толстыми плексигласовыми перегородками, указал на четвертую от
конца кабинку, и Клей занял место. Через такую же прозрачную перегородку перед
собой он видел, что по ту сторону еще никого нет. Опять ждать. Он достал из
портфеля бумаги и стал обдумывать вопросы к Текиле Уотсону. В кабинке справа
адвокат вполголоса вел напряженную беседу со своим клиентом, которого Клей
видеть не мог.
Охранник вернулся и шепотом, озираясь на
камеры наблюдения, будто делал нечто запрещенное, сообщил Клею:
– Ваш парень плохо провел ночь.
– А в чем дело?
– Часа в два набросился на соседа, избил его
до полусмерти, в общем, устроил заварушку. Шесть охранников с ним едва
справились. Не парень – чума.
– Текила?!
– Да, Уотсон. Того беднягу пришлось отправить
в больницу. Теперь Уотсону грозит дополнительное обвинение.
– Вы уверены, что это он? – спросил Клей.
– Все записано на видео.
На этом разговор закончился. Двое охранников,
держа под руки, привели Текилу и усадили его на стул против Клея за прозрачной
перегородкой, после чего отступили в стороны, но недалеко. Арестованный был в
наручниках, которые вопреки обыкновению не сняли на время встречи с адвокатом.
Его левый глаз заплыл, в уголках запеклась
кровь. Правый был открыт, но все глазное яблоко покраснело. Посреди лба белел
пластырь, на подбородке тоже красовалась «бабочка» бактерицидного пластыря.
Губы и скулы опухли настолько, что Клей усомнился: его ли клиента привели?
Казалось, перед ним за перегородкой сидит незнакомец, которого кто-то где-то
жестоко избил.
Клей снял черную телефонную трубку и жестом
показал Текиле сделать то же самое. Тот неловко подцепил свою обеими скованными
руками.
– Ты Текила Уотсон? – спросил Клей, стараясь
поймать взгляд клиента.
Тот утвердительно кивнул, очень медленно,
словно кости у него в голове разошлись.
– Тебя осматривал врач?
Кивок – да.
– Это копы тебя избили?
Ни секунды не колеблясь, парень покачал
головой – нет.
– Сокамерники?
Кивок – да.
– Мне сказали, это ты затеял драку, измочалил
какого-то бедолагу так, что его отправили в больницу. Это правда?
Кивок – да.
Трудно было представить, как Текила Уотсон с
его ста пятьюдесятью фунтами веса буйствует в переполненной тюремной камере.
– Ты знаешь этого парня?
Голова Текилы чуть качнулась справа налево –
нет.
Пока он ни разу не воспользовался телефонной
трубкой, и Клей устал от этого языка жестов.
– Почему ты напал на него?
С огромным трудом Текила наконец разомкнул
опухшие губы.
– Не знаю, – медленно произнес он. Было видно,
что ему больно говорить.
– Потрясающе, Текила. Есть над чем работать.
Как насчет самозащиты? Этот парень к тебе приставал? Первым тебя ударил?
– Нет.
– Может, он был под кайфом или пьян?
– Нет.
– Ругался, угрожал тебе, а?
– Он спал.
– Спал?!
– Да.
– Наверное, слишком громко храпел. Ладно,
проехали.
Зрительный контакт прервался: адвокату
понадобилось что-то записать в своем рабочем блокноте. Клей нацарапал дату,
время, место, имя клиента. Больше записывать было нечего. В его голове роилась
не одна сотня вопросов. При тюремных собеседованиях вопросы всегда были одними
и теми же: об основных фактах биографии подзащитного и о неблагоприятном
стечении обстоятельств, приведших его сюда. Правду приходилось выуживать, как
крупинки золота из песка, через эту плексигласовую перегородку, и делать это
было можно только в том случае, если клиент не напуган. На вопросы о семье,
школе, работе, друзьях эти ребята обычно отвечали довольно честно. Но то, что
касалось преступления, требовало от адвоката виртуозного мастерства. Каждому
адвокату по уголовным делам было известно, что при первой встрече долго
задерживаться на обстоятельствах преступления не следовало. Подробности
приходилось разузнавать в других местах, причем без помощи клиента.
