Иона предупредил, что, вероятно, уволится. Он
провел десять дней в Антигуа не с одной, а с двумя девицами и, вернувшись в
занесенный ранней декабрьской метелью Вашингтон, признался Клею, что ни
интеллектуально, ни физически не готов продолжать юридическую карьеру. Получив
все, на что мог – а если честно, даже не мог – рассчитывать, Иона желал
покончить с юриспруденцией. Он нацелился на морскую жизнь. Нашел спутницу,
которая обожала плавать на яхтах и которой, поскольку она находилась на грани
развода, тоже не мешало провести длительный отрезок времени вдали от берега.
Иона родился в Аннаполисе и в отличие от Клея ходил под парусом всю жизнь.
– Мне нужна куколка, предпочтительно
блондинка, – сказал Клей, усаживаясь в кресло напротив стола Ионы. Дверь
кабинета он предусмотрительно запер. Был вечер среды, начало седьмого, Иона
открыл первую за день бутылку пива. Между ними существовала негласная
договоренность: никакого алкоголя до шести часов. Иначе Иона начинал бы сразу
после обеда.
– У самого завидного жениха в городе проблемы
с цыпочками?
– Я ведь только что вырвался из петли.
Собираюсь на свадьбу Ребекки, и мне нужна малышка, которая затмила бы невесту.
– О, отличная идея! – рассмеялся Иона и
выдвинул ящик стола. Только Ионе могло прийти в голову собирать досье на
женщин. Пролистав несколько страниц, он нашел то, что искал, и бросил Клею
через стол газету, сложенную рекламой дамского белья вверх. Ниже пояса на
великолепной молодой богине практически ничего не было, а роскошную грудь она
прикрывала лишь скрещенными руками. Клей вспомнил, что обратил внимание на эту
рекламу в первый же день, когда она была напечатана, – четыре месяца назад.
– Ты с ней знаком?
– Конечно, знаком. Думаешь, я храню рекламу
дамского белья просто для того, чтобы пощекотать себе нервы?
– Меня бы это не удивило.
– Ее зовут Ридли. Во всяком случае, так она
представляется.
– Она живет здесь? – спросил Клей, не отводя
глаз от снимка, который держал в руках.
– Она из Джорджии.
– О, горячая южная девчонка?
– Да нет, она русская. У них там есть место,
которое тоже называется Джорджия
[13].
Приехала сюда по студенческому обмену и осталась.
– Ей на вид лет восемнадцать.
– Почти двадцать пять.
– А рост?
– Пять футов десять дюймов или около того.
– У нее одни ноги не меньше пяти футов.
– Ты недоволен?
Стараясь выглядеть безразличным, Клей бросил
газету Ионе.
– Какие-нибудь недостатки?
– Да, ходят слухи, что она двустволка.
– Что?!
– Ей нравятся как мальчики, так и девочки.
– Елки зеленые!
– Это недостоверно, но многие манекенщицы
бисексуалки. Впрочем, это, может быть, просто слухи.
– Ты с ней встречался?
– Не-а. Она подружка моей подружки. Но она в
моем списке. Я только ждал подтверждения. Попробуй. Не понравится – найдем
другую.
– Ты можешь ей позвонить?
– Конечно, никаких проблем. Теперь, когда ты –
человек с обложки, самый завидный жених, Король сделки, затруднений не
предвидится. Интересно, там, в их Джорджии, знают, что такое юридическое
соглашение?
– Если они везучие, то нет. Давай звони.
* * *
Они встретились за ужином в самом модном
ресторане месяца – японском заведении, посещаемом молодыми и процветающими. В
жизни Ридли оказалась еще красивее, чем на фото. Когда метрдотель вел их через
зал к самому лучшему столику, все как по команде поворачивались ей вслед и
разговоры смолкали на полуслове. Официанты суетились только вокруг них. Ее
английский был безупречен, а легкий экзотический акцент добавлял облику еще
большую сексуальность, хотя ни в каких добавках нужды не было.
Готовое платье с «блошиного рынка» на Ридли
сидело шикарно. Главной приманкой была прическа – никакая одежда не могла бы
соперничать с копной белокурых волос, глазами цвета морской волны, высокими
скулами и безупречными чертами идеально красивого лица.
Ее настоящее имя было Ридала Петанашвили.
Девушке пришлось дважды произнести его по буквам, прежде чем Клей хоть что-то
разобрал. К счастью, манекенщицам, как футболистам, фамилии не нужны, поэтому
она стала просто Ридли. Алкоголя она не употребляла вовсе, поэтому потребовала
клюквенный морс. Клей надеялся, что в качестве основного блюда красотка не
закажет тарелку тертой морковки.
У нее была внешность, у него – деньги, а
поскольку ни то ни другое не могло стать предметом обсуждения, они несколько
минут бултыхались на мелководье, пытаясь нащупать почву для беседы. Она была
грузинка, не русская, и не интересовалась ни политикой, ни терроризмом, ни
футболом. Ах да, кино! Ридли смотрела все подряд, и ей все нравилось. Даже
дрянь, которую никто не смотрел. Оказалось, она обожает кассовые боевики, и
Клей уже начал сомневаться насчет перспектив их общения.
«В конце концов, это всего лишь куколка, –
сказал он себе. – Сейчас поужинаем, потом сходим на свадьбу Ребекки – и все».
Ридли говорила на пяти языках, но, поскольку
большинство из них были восточноевропейскими, здесь от них не было никакого
толку. К его великому облегчению и удовольствию, она заказала первое блюдо,
второе и десерт. Разговор складывался нелегко, но оба очень старались. У них
было такое разное прошлое. Юрист, сидевший в Клее, требовал пристрастного
допроса свидетеля: настоящее имя, возраст, группа крови, профессия отца,
заработки, матримониальная история, романтические связи, правда ли, что
свидетельница бисексуалка? Однако он сдержался и не стал совать нос куда не
следует. Сделал несколько робких попыток – ничего не вышло, и пришлось
вернуться к кино. Ридли знала всех, даже двадцатилетних актеров десятого ряда,
знала, кто с кем в настоящий момент встречается, – тоска зеленая. Хотя,
возможно, и не такая беспросветная, если сравнивать с разговорами адвокатов об
их последних победах в суде или сделках по токсичной продукции.
Заложив за воротник, Клей расслабился. Он пил
красное бургундское. Пэттон Френч мог бы гордиться достойным учеником. Если бы
только приятели-"массовики" видели его сейчас, сидящим напротив этой
куклы Барби…
