– Наташа! Свежего кофе свари!
Домработница, затаившаяся в коридоре, молча проскользнула в кухню и на мгновение остановилась, не решаясь идти мимо как раз закончившей нелегкое упражнение хозяйки.
– Ну, чего застыла? – поторопил ее Кругликов. – Шевели конечностями!
Наташа вздрогнула, вжала голову в плечи и почти бегом направилась к плите. Но пройти туда без последствий, как она и предполагала, не удалось. Женщина давно уже успела изучить характер своей хозяйки, которую сейчас переполняла дикая злоба, искавшая выхода. Мало того, что жутко погано с перепою, так еще и папаня впервые за последние годы по морде врезал! Такого уже пять… нет, семь лет не происходило! Да, тогда, семь лет назад, отец избил дочуру практически до бессознательного состояния вполне заслуженно, но сейчас-то за что?!
И вообще, как он тут оказался, а? Сука эта настучала, не иначе! Ишь, крадется, глазки прячет! Н-на, тварь, получи!
Наташа вскрикнула и, не в силах удержать брызнувшие от невыносимой боли слезы, опустилась на пол, дрожащими руками ощупывая рану. Именно рану, потому что на пальцах была кровь.
– Ты что творишь, дрянь? – Кругликов ошарашенно переводил взгляд с дочери на ее домработницу. – Совсем рехнулась, что ли?
А Альбина, положив на стол деревянную скалку, которой она только что врезала этой дуре по тупой башке, удовлетворенно усмехнулась:
– А будет знать, б… подзаборная, как на хозяйку стучать. Это ведь она тебя сюда вызвала, да?
– Она! И скажи спасибо, что позвонила, а не сдала тебя ментам! Хотя теперь она лично сможет это сделать!
– Ниче она не сделает! Забашляешь ей, она хайло-то и закроет!
– Забашляешь? – Степан Петрович вскочил с места, подбежал к дочери и, вцепившись в ее могучие плечи, затряс тонкую ивушку так, что у той зубы заклацали (если, конечно, бывают ивушки с зубами). – Забашляешь?! Да я только и делаю, что башляю, прикрывая твои выходки! Знаешь, во сколько мне обошлась твоя утренняя?!
– Какая еще утренняя? – проклацала Альбина.
– Какая?! Совсем мозги пропила, шлюха?! Наташа, прекрати заливать пол кровью, – бросил он через плечо домработнице, – зажми рану полотенцем и иди в ванную, промой там, зеленкой залей, что ли. Разберешься, в общем. Потом можешь идти к себе, я позже загляну, и мы все уладим.
– А потом приберешь за собой, понятно? – Похоже, встряска не возымела на Алюшу никакого вразумляющего воздействия, так, зубами покоцала, и все.
Впрочем, для того чтобы вразумляться, его, разум, необходимо иметь. Хоть чуть-чуть. Хоть в зачаточном состоянии.
Чего, как в очередной раз убедился господин Кругликов, у его дочери не было. Вот же наказание, а! Быстрей бы пристроить эту кретинку за Пименова, получить перспективного ребеночка и вырастить достойного наследника, который сможет грамотно распорядиться двойным капиталом Кругликовых – Пименовых. Главное, чтобы эта шлюха не потеряла детородную способность. Он, конечно, раз в год гонял дщерь на полное гинекологическое обследование, особенно после тех, швейцарских, событий, пока все было в относительной норме (если не считать периодически выявляемых ЗППП, не самых серьезных, нет, ни СПИДа, ни гепатита барышня пока не подхватила). Но ведь дурное дело не хитрое, эта хабалка может в любой момент все испортить. Правда, всегда остается вариант с суррогатной матерью, но это в крайнем случае. Пименову такой вариант вряд ли понравится.
Собственно, ему вообще вариант с Альбиной не нравится, дурные бабки вкидывает, лишь бы с крючка соскочить, но у него, Степана Петровича Кругликова, еще ни одна добыча из ловушки не уходила.
Но с Алькой надо что-то делать. До окончания срока пари осталось семь месяцев, и за эти семь месяцев доченька может натворить такого, что все предпринимаемые отцом меры окажутся напрасными. Миносяну, адвокату Пименова, только дай повод прицепиться хоть к чему-то, и он вытащит Мартина из ловушки.
Да, в условиях пари ничего не говорилось о моральных и поведенческих запретах для обеих сторон, но если будущая мадам Пименова вляпается в откровенный криминал, проблемы будут.
Он, Степан Петрович, криминалом, разумеется, и сам не брезгует, во всяком случае, по отношению к этому долбаному стрингеру, которого нанял Мартин. Фотограф, конечно, ничего снять не сможет, призраков и привидений не бывает, но рисковать Кругликов не хотел. Мало ли! Не зря ведь этот Олег Ярцев считается одним из лучших стрингеров, способным сфотографировать пьяного в сопли Джорджа Клуни, выписывающего на снегу свои желтенькие инициалы. Хороший индеец – мертвый индеец. То же самое можно сказать и об этом фотографе. Устранить его физически не получилось – попробуем устранить с помощью Уголовного кодекса. Наркотики в багаж подбросить, к примеру…
В общем, с этим он разберется, а вот с дурищей своей что делать? И ведь запирать ее бесполезно, пробовал уже – убегает. Мамаша, кретинка тупая, жалеет детоньку и отпускает на волю. А детонька после домашнего ареста еще распущенней становится, вообще кошмар начинается.
И он махнул рукой на загулы Альбины, ограничившись материальной помощью и контролем за здоровьем.
Но так было раньше, когда на горизонте не маячил брачный контракт с Мартином Пименовым. Теперь же выходки Альбины совершенно неуместны, он, Степан Петрович, не допустит срыва столь долго планируемой и тщательно продуманной акции, нет.
Тем более после того, как дочурой уже заинтересовались органы правопорядка. Пусть пока и по мелочи (хотя и эта «мелочь» обошлась в кругленькую сумму), но такими темпами мелочь может стать неразрешимой проблемой. Еще и домработнице платить снова придется! Конечно, он основательно запугал эту хохлуху, пригрозив устроить бяку с детьми, но в отношениях с людьми Кругликов придерживался метода кнута и пряника. Одним кнутом человека удержать в нужных рамках сложно, страх и ненависть – не самые лучшие союзники, всегда следует ожидать удара в спину.
– В общем, так, Альбина, – процедил Степан Петрович, отпустив плечи дочери, – собирай свои манатки, ты отсюда уезжаешь.
– С какого перепугу? – недовольно скривилась мадемуазель Кругликова.
– С такого. До свадьбы с Пименовым будешь жить в моем доме, под охраной.
– И не подумаю! – фыркнула дочь.
– И не надо, думать ты все равно не умеешь. Собирайся!
– Все равно сбегу, ты же знаешь.
– Не сбежишь, я твою мать на полгода отправил в Испанию, на нашу виллу.
– Так и меня туда отправь! – оживилась Альбина, у которой сладко заныло в низу живота лишь при одной мысли о страстных испанских мачо.
– Отправлю, – ласково кивнул отец. – На Колыму, лес валить! Правда, ты сама туда всеми силами стремишься, кобыла тупая!
– Ты о чем ваще?
– О том! На тебя сегодня заявление в милицию поступило!
– Какое еще заявление?
– Об избиении. И побои у потерпевших зафиксированы, и показания соседей, которых ты уже достала своими гульбищами, имеются!