А как маленькая слабая женщина заставила свои жертвы идти в ванную? Почему они не кричали, не сопротивлялись? Ведь каждая из дам, не говоря уже о мужчине, вполне могла оказать достойное сопротивление щуплой директрисе. Обнаруженное в крови убитых снотворное? Допустим, но тогда мадам Леклер пришлось тащить довольно увесистые тела в ванную, потом поднимать, переваливать их через край.
Как она смогла это проделать четыре раза, как? И я говорю не только о физических усилиях. Ведь, если судить по собранной о мадам Леклер информации, эта женщина всю жизнь посвятила педагогике. Она была из когорты энтузиастов. Не в том смысле, конечно, что работала бесплатно, нет – Доминик просто искренне любила детей. Она сама выросла в частной школе, куда ее отправил отец после смерти матери, и школа эта была больше похожа на казарму. Очень дорогую, но казарму – ни тепла, ни ласки, ни обычного человеческого участия. Наоборот, тамошняя директриса всячески поддерживала своеобразную дедовщину, когда старшие гнобили младших.
И маленькая Доминик решила для себя – когда она вырастет, она создаст свою школу. Такую, где детям будет так же уютно, как и дома, где ни одна малышка не будет плакать на холодной клеенке, где никто не станет дразнить и обижать малышей с энурезом, где старшие будут любить и защищать младших.
Она сдержала слово. Школа, в которой мадам Леклер стала директором, очень скоро приобрела великолепную репутацию, девочки обожали свою Доминик, многие выпускницы часто навещали потом школу, а самые первые со временем привезли сюда своих дочерей.
Пятнадцать лет пролетели, словно один день. И вдруг – ЭТО.
Зарезала, пришла в свою комнату, написала одно слово – «Простите!» – и повесилась.
Все.
Следствию так и не удалось выяснить, что послужило причиной этого ужаса. Доминик Леклер была быстренько признана невменяемой, в припадке острого психоза порубавшей подчиненных, и дело закрыли.
Единственное, что мы с Олегом пока смогли установить, – место расположения этой школы. Она находилась не в самом городе, а где-то километрах в пяти от него, в лесу на склоне горы. Туда вела специальная дорога, которая, кстати, проходила мимо нашего отеля.
Наш отель вообще был выбран очень удачно. По отношению к школе, конечно. Нам не надо будет тащиться через весь город, когда мы соберемся посетить это местечко, все можно будет сделать незаметно.
Так что основную нашу задачу – найти дорогу к заброшенному зданию – мы выполнили. Но ведь для того, чтобы фотографировать призраков, хотелось бы знать о них побольше. Хотя бы – кто или что они?
Понятно, если бы ученицы и новый персонал видели, скажем, кого-то из убитых или саму мадам Леклер, но ведь нет! Забрызганные кровью стены, детский плач, несущийся навстречу свет, необъяснимый ужас – что все это значит?
И главное – как это сфоткать?
Впрочем, над этим пусть ломает голову Олежка, а я…
Вот чего я прицепилась к этим газетным материалам семилетней давности? Мне надо искать упоминания о том, почему все-таки закрылась школа, а я снова и снова листаю на мониторе фотографии и вспоминаю, о чем читал Олег.
Кстати, почему в комнате мадам Леклер не нашли никаких бумаг, кроме той предсмертной записки? Ни ежедневника, ни рабочих материалов, ни писем – ничего. Та же ерунда с комнатами погибших учителей и врача – ни единого листочка, никакой информации в персональных компьютерах, все стерто. Или не существовало вообще.
И еще один, никак не объясненный следствием момент. Нежные ручки мадам Леклер, на которых всегда был безупречный маникюр, в момент смерти больше походили на руки селянки: обломанные ногти, грязь под обломками, кровоподтеки. И это после того, как она плескалась в нескольких ванных комнатах?
А странная царапина на левом запястье, очень похожая на букву «С»?
Все, не могу больше! Голова идет кругом, изображения на мониторе кривляются и дразнятся, ерунда всякая мерещиться начала. Вон, на том самом групповом снимке школы одна из учениц в дальнем, третьем ряду, где обычно стоят самые рослые, кажется мне знакомой.
Или именно эта длинноносая физиономия и являлась тем гвоздиком, что царапала изнутри мое подсознание все это время?
Я мысленно подправила длинный клюв девицы, заменив его на ровный носик, и едва не свалилась со стула.
На меня презрительно пялилась Альбина Кругликова.
ГЛАВА 39
Фу ты, ерунда какая! Откуда ей тут взяться? Мартин ведь говорил, что она едва-едва школу осилила, а потом забила на учебу окончательно.
А какую школу? Об этом ведь речи не шло? Мне кажется, Пименов и сам толком не знал. Вернее, его это не интересовало. Какая, собственно, разница, где именно мучились с тупой девицей преподаватели?
И почему бы ей не учиться в одной из престижнейших школ Швейцарии? Папенька ведь не сразу махнул рукой на дщерь, трепыхался еще какое-то время, надеясь на лучшее.
Но все равно – слишком уж невероятное совпадение получается! Я ошиблась, просто мне эта гнусная особь иногда в кошмарных снах снится.
ОК, поступим иначе. Никаких мысленных дорисовок, отправлю-ка я эту фотографию Мартину, пусть его люди разберутся.
Через пять минут групповой снимок учениц глионской школы-пансиона для девочек упорхнул на электронный адрес Пименова в сопровождении пары скупых строчек, объясняющих, что это, собственно, такое.
Ну все, теперь можно и пообедать где-нибудь и погулять, не сидеть же в отеле одной.
Проблем с пообедать в Глионе не существовало, ресторанчиков и кофеен здесь было в избытке, и везде кормили вкусно. Во всяком случае, в первом попавшемся кафе я просидела больше часа, смакуя местное вино и обалденное мороженое на десерт. Перед этим были и чудесный сырный суп, и медальоны из телятины с шампиньонами, и салат из свежайших овощей – да много чего. Ну вот не могу я питаться брокколи и двумя салатными листиками, не могу! И вообще, сорок шестой размер – не пятьдесят четвертый, а фанатизм вреден во всем. И в приверженности диетам – в первую очередь.
Я с удовольствием поддела ложечкой последний кусочек мороженого, когда в кармане заклекотал мобильник. Да, именно заклекотал, я на номер телефона Мартина возмущенный вопль индюка поставила. Потому что не фиг расслабляться на задании! Начал бы сейчас стенать и маяться Адриано Челентано, вопрошая: «Ну почему?». И я вместе с ним снова и снова не могла бы найти ответа…
А так – сиплый ор вздорного сопленоса сразу настраивает на деловой тон.
– Добрый день, Мартин.
– Добрый, – буркнул в ответ великий и ужасный. – А где снова Олег шляется? Почему трубку не снимает?
– А почему вы сразу кинулись ему звонить, если письмо отправила я?
– Автоматически. Так где Олег?
– На боевом задании. Пытается собрать ценную информацию у местного населения.
