Оказалось, что можно ускорять и некоторых животных, земных и неземных. Трудно, но можно. Оказалось, что и вне Марции можно какое-то время хранить «темпо» в специальных капсулах. Это вселяло надежду.
– Наверное, каждый из вас спрашивает себя: для чего эти странные марциане пригласили нас к себе и возятся с нами? – вопросил Берт Расмунсен, собрав в уютном зале дюжины две таких, как я. – Не нужно признаний. Было бы странно не задать себе этот вопрос. Отвечу так: мы не свободны, пока в Галактике господствует тирания землян. Это лишь со стороны кажется, что Марция добыла себе свободу, отгородившись от метрополии. Вынужден вас разочаровать. Свободу не добывают, строя заборы. Свободу завоевывают в борьбе. Неужели кто-нибудь из вас думает, что корпорации метрополии откажутся от жирных кусков? Вложив средства в основание очередной колонии, они не утихомирятся, пока не высосут ее досуха! Это касается и вас, и нас. Земля не оставит попыток вернуть Марцию в сферу своего влияния, а проще говоря – покорить. У нас общая цель – вот зачем мы с вами нужны друг другу!
Одобрительный шепот прокатился и стих, а я в это время подумал, что Берт упрощает. Не так уж мало дает Тверди метрополия, если не слушать разговоры в пивных, а разобраться с цифрами в руках. Нас доят, это да, но кровь не сосут. Норма прибыли вовсе не астрономическая.
По-моему, из всех присутствующих я один подумал об этом. Куда бы я ни посмотрел, везде видел сжатые челюсти, ходящие ходуном желваки и упрямые подбородки. Все эти люди ненавидели Землю и землян, да и я тоже… А за что мы их ненавидим? Если разобраться, то только за то, что они живут много лучше нас, ничем не заслужив такой комфорт, да еще сплавляют к нам своих неудачников, а нам с ними возиться. Алчность капиталистических акул – это так, добавочный аргумент… Ладно, подумал я, послушаем, что еще скажет Берт.
И он сказал! Если бы за умение говорить давали медали, то Берт рухнул бы под их тяжестью. С той минуты и навсегда я ощутил, насколько я жалок и бездарен там, где не надо ни стрелять, ни смазать кого-нибудь в ухо, ни выучить за одну ночь весь четырехсеместровый курс «Общей теории гиперполя», умудрившись не попасть после этого в палату для шизофреников. Куда мне до Берта! Не знаю, кто мог бы устоять против его аргументов, – ну разве что тот, кто связал бы его и сунул в рот кляп.
– Что нужно нам для победы? Не слышу! Что? Правильно, единство. Есть такое надоевшее слово. Но я не стану утверждать, будто все мы должны в едином порыве… ну и так далее. Никто никому ничего не должен. Никто и не собирается никого принуждать. Скажу более: если народ той или иной колонии включится в общую борьбу, а потом пойдет на попятный, мы поймем. Мы не станем мстить. Не нам решать, как жить тому или иному народу. Скажу просто и цинично: мы можем позволить себе такое великодушие. Вы спросите: почему? Я отвечу: потому что предстоящая нам борьба будет вестись в таких условиях, что измена одной колонии общему делу – малый урон. Пусть трусливые и осмотрительные грызут потом локти, разве мы против? Мы просто забудем об их существовании и продолжим борьбу… борьбу до нашей полной и окончательной победы!
Вообще-то Берт говорил все это раз в сто убедительнее, чем я могу передать его слова, но пусть говоруны говорят, а инженеры инженерят, так будет лучше всего. И чем меньше они будут путаться друг у друга под ногами, тем будет лучше. Кто я такой? Недоученный технарь широкого профиля и рядовой подпольщик. Что мне нужно? Быть убежденным в правоте дела, которым я занимаюсь.
А кто говорит, что я не убежден? Сколько я себя помню, столько и убежден. Берт только и сделал, что дал понять: твердиане не одиноки и не будут вести эту войну один на один с метрополией. Он сказал вполне достаточно. О большем мы не могли и мечтать.
– Потом они, конечно, устроили для гостей экскурсию по планете, – рассказывал я дяде Варламу за неизменным пивом. – Нас целая группа была, но с Тверди – я один. Ну что тебе о Марции сказать? Ты же видел. Планета как планета, вроде Земли, только менее освоенная на вид. То есть я хочу сказать, что промышленных центров хватает, но и дикой природы много. Оно и понятно: марциан всего-то полмиллиарда. Удивительно даже, как они успели нарастить свою численность. Небось размножаются, как кролики…
– Слышу в твоих словах сарказм, – сказал дядя. – Это оружие слабых и неуверенных. По-моему, марциане убедили тебя кое в чем, а ты боишься в этом признаться. Они тебе уже не враги?
Ему нравилось меня подкалывать. А мне полагалось, отшутившись, подколоть его, вот только сейчас я не был настроен на легкую болтовню.
– Черт их знает, – сказал я. – Мне-то они, может, и не враги теперь, а как насчет Тверди?
– Не знаешь?
Я не знал, я только подозревал. Убийство Джафара все еще сидело во мне глубоко впившейся занозой. Убить человека, мальчишку, и притом не случайно, не в горячке боя, а обдуманно и хладнокровно разнести ему череп… И чего ради? Лишь для того, чтобы не оставить свидетелей факта посещения Тверди разведчиками с Марции? Лучше отсутствие малейшего намека на контакт, чем контакт преждевременный? Это что, у них инструкция такая?
Ну да. Мол, ничего личного.
– По-моему, они прагматики, – сказал я. – Идут к своей цели, собираясь использовать нас как союзников, а понадобится им расходный материал – они нас используют как расходный материал. Если колонии отвлекут на себя хоть десять процентов сил метрополии – и то хлеб. Что станет с теми колониями – вопрос для марциан второй и малоинтересный.
Дядя покивал.
– А какова их цель, по-твоему?
Я подивился наивности вопроса.
– Установление своей гегемонии в Галактике, что же еще…
– И помешать марцианам в установлении гегемонии теоретически могут только земляне, так?
Я чувствовал, что в словах дяди кроется подвох, но решил, что лучше выставить себя дебилом, чем олигофреном. И я ответил:
– Чисто теоретически – да.
Дядя не поспешил поставить мне на вид мою глупость, хотя в чем она заключалась – бог весть. Вместо этого он медленно и с явным удовольствием выцедил полстакана пива, крякнул от удовольствия, допил, смахнул с усов пену и потянулся за сушеными улитками. А я не поспешил уточнить у него, в чем я оказался не прав. Захочет – сам скажет, а не захочет – значит, решил дать мне додуматься самому. Экий наставник бестолкового юношества…
Дядя и веревку не оставил для меня в своем колодце. Зачем веревка ускоренному? Он и так вылезет, отталкиваясь от стен, даже если стены будут не бревенчатыми, а бетонными, без швов и трещин. На Марции я забавлялся, взбегая по стене комнаты, проносясь по потолку и возвращаясь вниз по противоположной стене. Обыкновенная ловкость ног плюс как минимум утроенная скорость всех движений – и можно кое в чем уподобиться мухе.
Выбрался-то я из колодца легко, зато потом прожил самые ужасные дни моей жизни. Гнездящиеся во мне «темпо», не получая пополнения из вдыхаемого мною воздуха, должны были мало-помалу передóхнуть в безнадежной борьбе с моей иммунной системой. То-то и оно, что мало-помалу! Чтобы я не попался никому на глаза, дядя запер меня в конюшне, и смирные дядины лошади пугались малейшего моего движения. Если бы они могли выдумать дьявола, то он наверняка бы представлялся им в виде невероятно стремительной двуногой бестии, от которой даже не ускачешь – враз догонит.
