Дженни была экологом, явившимся к нам с Земли собирать материалы для работы, мы познакомились неделю назад. Если бы не Дженни, я бы опять не взял отпуск. Три года без отпуска – многовато для большинства людей, но я бы и четвертый год обошелся без отдыха, и пятый. Я делал карьеру, как советовал мне дядя Варлам, я придавал себе начальное ускорение, опережая многих, и уже был вторым человеком в небольшой, но более чем солидной конструкторской фирме «Залесски Инжиниринг», входящей в корпорацию известного Майлза. Небольшой эта фирма была бы по земным меркам, а на Тверди она отличалась от фирм– конкурентов, примерно как бык отличается от кролика. Без малого пятьдесят человек персонала, не считая опытного производства! Половина – без инженерного образования, но с хорошим серым веществом под черепной крышкой. Люблю таких, хотя хлопот с ними не оберешься. Что ни умник, то непременно личность настырная и своенравная. А что делать, если на планете нехватка образованных кадров? Ась?
Карьеру? Мысль правильная, потому как обогнать десятки людей много проще, чем тысячи, да и вообще полезно стоять у истоков. Но как же бесила меня иногда нехватка всего: производственных мощностей, денег, доброй воли Администрации, мозгов, наконец! Иногда я бурчал, что лучше бы остался фермером. Все знали, что это вранье.
Легко работать на износ, когда работа интересна. Да ведь это только так говорится – «на износ». Нет никакого износа, если занимаешься делом, которое нравится. Изнашиваются те, для кого работа вроде каторги. Филонят, опаздывают на службу, травят анекдоты на рабочем месте, ставят себя на грань увольнения и вроде совсем не напрягаются, а выматываются в итоге так, как и мне не снилось. И черт с ними, сами виноваты. Мне они не интересны, я не социолог, чтобы копаться в человеческом балласте. Выявил его – избавился. И все дела.
Директором компании у нас Боб Залесски, а главным инженером – я. Точнее, я заместитель старого Накамуры, который уже ни во что не вникает, так что я главный инженер де-факто. Как говорил Фигаро, если начальник не делает нам зла, то это уже немалое благо. Для Боба его пост – лишь ступень к дальнейшему, все-таки он наследник Майлза, так что еще год, ну два – и папаша Майлз решит, что пора переводить сыночка на другой пост с повышением. Пусть порулит производством или торговой сетью, чтобы достичь кондиции, позволяющей со временем заменить папашу во главе его корпорации. Ну а я? Стану главным инженером де-юре, когда Накамуру окончательно одолеет старческий маразм, а потом что? Директорское место? На черта мне должность, предназначенная для людей типа Боба? Я люблю конструировать, мне нравится возня с оборудованием, я прихожу в восторг, когда удается наладить новый технологический процесс, – ну какой из меня администратор? Нет, я и это могу, если очень постараюсь, но что получу взамен? Окончательный и бесповоротный отказ от инженерной работы? Так это не благо, а наказание. Жалованье? Спасибо, нам с мамой хватает и еще остается. Гордое сознание того, что я стою у руля целой компании? Кто пыжится, тот лопнет. Вот и получается, что единственный стимул для моей дальнейшей карьеры – дела подполья. И если мне предложат административный пост, я буду должен ухватиться за предложение руками и зубами. Чем больше патриотов Тверди придут во власть, тем меньше будет крови, когда наступит час.
Кто путает понятия «хочется» и «надо», тот не революционер и вообще мужик сомнительный. Надо – значит надо. Но пока я был на своем месте как рыба в воде и совершенно не собирался ни в какой отпуск. Снял приличную квартиру в Новом Пекине, перетащил к себе маму, женитьбой себя не обременил и жил совсем не плохо.
Неделю назад я принимал у Врат очередную партию антиграв-генераторов, поступивших из метрополии. Земля отменила какой-то запрет и наконец-то решила облагодетельствовать Твердь хоть сколько-нибудь продвинутой продукцией. Все это здорово напоминало раздачу дикарям-островитянам ножей и стеклянных бус, но кто посмеет утверждать, что дикари не радовались бусам и тем более ножам? Радовались и мы: на Тверди наконец-то будет настоящий транспорт! Пусть не очень современный, пусть даже устаревший по земным понятиям – мы и от такого подарка были в восторге. Для того, кто привык хлебать суп горстью, обыкновенная столовая ложка – чудо техники. Для нас же, привыкших к паровым или бензиновым движкам, таким чудом техники был антиграв-привод.
Первые две партии мы уже приняли и даже смастерили парочку опытных образцов грузопассажирских экипажей на антиграве – с таким дизайном, что христиане любых течений крестились, в испуге отшатываясь от бесовской колымаги, а мусульмане поминали шайтана. Вдобавок некий неумный шутник из красильного цеха размалевал обе машины такой цветовой гаммой, что какого-нибудь особо брезгливого человека могло бы стошнить при одном взгляде на эти чудища. Но эти штуковины летали немногим хуже настоящих аэромобилей и даже слушались рулей! В разработке был улучшенный вариант, который мы намеревались довести до пуска в серию, а пока склады затоваривались антиграв-генераторами. И я лично следил за приемкой очередной партии.
Тут-то Дженни и вышла из Врат. Одна. В походной одежонке, с рюкзаком за плечами и видом растерянно-любопытным. Подкупал уже один ее взгляд, лишенный и намека на стандартную высокомерную снисходительность землян по отношению к туземцам, способную взбесить даже самого кроткого аборигена. Это было интересно! Я завязал с ней разговор и уже через полчаса знал, что теперь-то уж точно возьму положенный двухнедельный отпуск. И возьму одну из опытных антиграв-колымаг. На обкатку. Пусть Боб только попробует отказать мне в этом! О том, что скажет мама, узнав, что ее сын увлекся земной девушкой, я старался не думать.
«Бабочка» пересекла поляну, полетела дальше по своим делам, и век бы ее не видеть, тварь кусачую. О наших волчьих жуках Дженни уже была наслышана и о бурых червях тоже. С ее точки зрения – ничего особенного, на других планетах, где существует местная жизнь, встречаются существа и похуже, а безжизненные планеты экологам не нужны. Дженни больше интересовали эхо-слизни и их роль в экосистеме. Какие только опыты она ни проделывала с этими в общем-то скучными тварями, да еще и меня заставляла в них участвовать! Наш климат ей не нравился – слишком жарко и слишком сухо. Я предложил было махнуть к морю, самому хотелось, твердианского океана я до сих пор в глаза не видел, – но Дженни интересовала устойчивость наших природных экосистем при столкновении с человеческой цивилизацией, а такие места лучше всего изучать в пределах двух– трех сотен километров от Нового Пекина.
Я не биолог, но, по-моему, прежде чем изучать устойчивость экосистемы, не мешало бы как следует изучить саму экосистему. Но, должно быть, на Земле свое мнение на этот счет.
– Если листоеды обгрызли дерево самур, – учил я Дженни, как маленькую, – значит, скоро здесь появятся волчьи жуки, и целой стаей. Дерево само вызывает их, чтобы спастись от пожирателей.
В ответ Дженни несла какую-то лабуду насчет хеморецепции и коэволюции. Я не особенно прислушивался к ее словам, но тембр голоса мне нравился.
Хотите – верьте, хотите – нет, я ползал с Дженни на карачках, раскапывая какую-нибудь кочку на предмет выяснения, какова в этой кочке почвенная фауна, кто кого жрет и как на это влияют насаженные человеком культурные растения! Не раз мне приходилось объясняться с фермерами, вышедшими с ружьями посмотреть, какой это гад портит их огороды.
