С уходом земного корабля за горизонт связь прервалась. Землянам ничего не стоило организовать ретрансляцию сигнала, но они этого не сделали. Как правило, тайм-аут – полезная вещь. Вот только какое решение примет противник? Продолжит переговоры или молча ударит?
Только в столице мы взяли более трехсот пленных, в том числе девять офицеров. Единственный наш козырь, единственный предмет для торговли. Сообщения с мест часто были крайне бестолковы, но можно было понять: всего по Тверди мы округленно имели семьсот пленных землян – ничтожный процент высадившейся на планету силы. Остальные были уничтожены, и в ультиматуме мы недвусмысленно дали понять, что в случае продолжения агрессии семь сотен душ легко вспорхнут на небеса вслед за ними. Не самый сильный козырь, но другого у нас все равно не было.
Пятьдесят пять минут независимого времени – три часа субъективного – мы использовали по полной программе. Еще не было порядка в столице, не было его и на местах, связь с некоторыми отдаленными районами, особенно на Северном материке, вообще отсутствовала. С некоторыми районами связь была, но добиться точных данных оттуда все равно не удавалось: кретины на том конце не желали слушать и подробно, захлебываясь словами, отвечали на любые вопросы, кроме заданных. Черт знает, какая каша варится и булькает в некоторых головах! Я понимал, что пройдет какое-то время, и каша в головах перестанет бежать через край, суетливая бестолковщина рассосется сама собой, – но сейчас мы не располагали таким количеством времени. Его практически вообще не было.
Повсюду на планете люди праздновали победу, которой еще не добились. Плясали, орали, напивались до умопомрачения. С энтузиазмом убивали коллаборационистов, громили их жилища. Совсем плохо пришлось полицейским, принявшим после революции нашу власть и опять переметнувшимся к землянам. Этих разыскивали очень усердно и терзали особенно долго – в общем-то поделом. Как запретишь людям отыгрываться на тех, у кого руки по локоть в крови? То и дело с мест сообщали о поимке или уничтожении очередного Питера Мамабе, опознанного по цвету эпителия и толстой роже, хотя нам было доподлинно известно, что Мамабе, пытавшийся сбежать и пойманный повстанцами в пригороде Нового Пекина, уже который час висит на суку ближайшего к месту поимки дерева… Словом, творился сущий бедлам, кошмар любого управленца.
Наши успехи пока что были более чем скромны, и мои тоже. Одно только привело меня в восторг: внезапно ожила связь с одним из восточных округов. Говорил темпированный человек, что уже было хорошо. Его голос, изуродованный помехами, показался мне странно знакомым.
– Дядя Варлам?..
– Я! Кто это говорит? Ларс, это ты, что ли? Привет!
– Ты жив?!
– Да что со мной сделается? – Он хохотнул. – Надо было только придерживаться плана и не зевать, вот и все. Я так и делал. Ладно, потом расскажу, а ты держи хвост пистолетом. У нас тут дела идут, в общем, приемлемо, так что я сейчас вылетаю…
Гора не гора, а большой камень все же упал с моих плеч. Во-первых, дядя Варлам был жив. Во-вторых, он не я – в вопросах принятия точных и быстрых решений в чрезвычайных ситуациях тягаться с ним мог разве что Боб, да и тот не имел такого практического опыта. Теперь дело пойдет, подумал я – и сейчас же провалился в сон, как будто кто-то, подкравшись сзади, нажал неведомую мне кнопку.
– Эй, Ларс, очнись! Конец света проспишь.
Я открыл глаза и замотал головой. Взглянул на часы, убедился, что прошло всего двадцать минут независимого времени, и очень удивился: секунды бежали с непривычной прытью. Склонившийся надо мной Боб дергался и пищал что-то комичной скороговоркой. Я встряхнулся, и Боб сразу замедлился. Ага, вот оно что! Начались спонтанные возвраты к нормальной скорости жизненных процессов. Количество «темпо» во мне понемногу убывало, а новым порциям микроорганизмов появиться было неоткуда. С одной стороны, неприятно. С другой – я знал, что очень скоро смогу по своему желанию переключаться с обычного течения времени на ускоренное и это продлится несколько дней, а то и недель. Весьма полезно.
– Я уж думал, ты умер, – сообщил Боб. – Как сидел, так и заснул. Если бы не подхватили – так бы и брякнулся со стула.
– Повтори, что ты сказал, – потребовал я.
– Поспать ты, говорю, здоров…
– Нет! Другое!
– А! В общем, земляне отвергли наш ультиматум, но тем не менее согласны на перемирие и готовы начать диалог, – сказал Боб. – На дальнейшие переговоры по радио мы не согласились. Сейчас вырабатываются взаимоприемлемые условия для встречи высоких договаривающихся сторон. Время работает на нас, но и тянуть особо не будем.
– Связь работает?
– Нормально работает, можешь не дергаться. Ты нужен для другого. Есть ли у нас хоть одна исправная платформа?
– Найдется.
– С управлением справишься?
– Если сумею замедлиться – наверное, да. Но только в атмосфере, выше я не летал.
– Выше не надо. Мы назначим точку рандеву в чистом поле. Можно долететь на катере, но на платформе будет солиднее, ты не находишь?
– Нахожу.
– Ты точно справишься? – с подозрением переспросил Боб.
– Других пилотов все равно сейчас не найти. Когда летим?
– Часа через четыре ориентировочно. Как только прилетит Варлам Гергай… Кстати, он тебе правда дядя?
– Нет.
Дополнительных подробностей Боб не дождался и отвалил куда-то. За следующий час я трижды выпадал из ускоренного времени в нормальное и так же спонтанно возвращался обратно. Потом в сопровождении навязанного мне телохранителя съездил к Питу и техникам, похвалил их и велел держать хвосты пистолетами. Остаток времени я посвятил платформе.
Она стояла передо мной – земное чудо, живое и неживое одновременно. Чудо, которому мы не дали подняться в воздух, противопоставив ему другое инопланетное чудо. На ее боках медленно зарастали вмятины – платформа залечивала повреждения. Чья-то кровь, обильно разбрызганная по борту, затвердевала коркой и отваливалась. Платформа чистила себя. Зачем-то – кто бы мне сказал, зачем? – ей хотелось выглядеть красивой. Эстетичная смерть с небес…
Нечего было и думать подчинить себе платформу, пока я жил в ускоренном темпе. Пришлось дождаться спонтанного выпадения в нормальный человеческий ритм и уже тогда приступить. Я старался быть предельно спокойным. Малейший нервный всплеск – и меня вышвыривало в ускоренную жизнь. Платформа не понимала моих ускоренных втрое желаний. Могла и взбрыкнуть с непредсказуемыми последствиями.
В конце концов я отчаялся и принял единственно верное решение: вновь вздремнул немного. Когда меня разбудили, оказалось, что я уже могу жить в нормальном ритме столько, сколько пожелаю. Конечно, мне приходилось контролировать себя, но недолгие сеансы аутотренинга – дело самое простое. Я временно забыл обо всем, даже о Дженни. Я был каменно спокоен.
Оказалось, что управлять платформой, в общем, несложно. Не думай о постороннем, сосредоточься на полете, знай, какой мавневр платформа выполнить может, а какой ей не под силу, – вот и вся наука. Для боя я еще не годился, но привести платформу куда надо мог. Вот и ладно.
