* * *
Потом мы оба признаем – это ничего особенного не значило, хотя допускаем – это могло бы значить что-нибудь особенное. Но у меня столько проблем, что сейчас мне просто хочется ненадолго о них забыть; мы оба все понимаем и во всем соглашаемся.
Я говорю, что не принимаю таблеток, но у меня все равно пониженная фертильность, а он говорит, что проходил обследования и полностью здоров, к тому же у него всего одно яичко, но мы не хотим рисковать (потому что рисковать – глупо и только лишний раз доказывает правильность папиных теорий), и он надевает презерватив, который лежал у него в бумажнике.
Секс – прекрасный, удивительный, жаркий, немного странный и очень нежный, гораздо нежнее, чем когда-либо был у меня с Шоном. Когда все заканчивается, я закрываю глаза, но напоминаю себе – надо открыть их, и может быть, я увижу что-то, чего раньше не видела. Так и есть: я вижу его. И не могу понять, почему столько лет назад не сказала – В.А.У. Тогда вся моя жизнь была бы совсем другой. Я никогда не встретила бы Шона, я жила бы в Сиэтле, жарила бы на обед лосося на гриле, стала бы страстной поклонницей «Маринерс» и ездила бы на «Приусе» на рынок за органическими фруктами.
Скатившись с меня, Тео целует меня в лоб, как будто в самом деле придает всему этому большое значение.
– Я так рад, что ты позвонила.
– Да ладно, – говорю я, – ты просто рад, что со мной переспал.
Мы оба смеемся, и я чувствую себя героиней романтической комедии – зрители хлопают, плачут от умиления и проматывают видеозапись назад, чтобы пересмотреть эту восхитительную сцену снова и снова.
Я уверена – это чувство будет длиться вечно, или по крайней мере до тех пор, пока я не проснусь и не пойму, что переспала со своим бывшим, будучи замужем (формально; но ведь я следовала нашим правилам!), а Тео тем временем толкает меня локтем и говорит:
– Твою мать!
Мы оба смотрим вниз и понимаем – мы можем оказаться по уши в дерьме.
Судьба. Неизбежность. Рок. Чему быть, того не миновать.
Презерватив порвался. (Ну еще бы.)
25
Не хочу! – говорю я Ванессе.
– Ты ничего не хочешь, – отвечает она, – в том-то и дело.
С недовольным стоном я смотрю вниз. С почти километровой высоты слева от моста вижу съемочную группу «Рискни», камеры направлены на нас, как пулеметы. Продюсеры решили, что если приложить к книге DVD c видео, получится просто бомба, поэтому заставили нас обеих спрыгнуть с Бруклинского моста (для Ванессы это второй прыжок, ну а я – сама невинность) ради здоровой дозы безумия, окунаясь в которое мы молимся, чтобы дурацкая веревка, привязанная к поясу, могла нас спасти.
Забираюсь на перила, наполовину свешиваюсь с моста. Если вытянуть загипсованную руку вниз, сфотографировать и выложить в Инстаграм, можно написать что-нибудь остроумное, типа: «Радуга над Бруклинским мостом»! Но теперь мой гипс – печальное зрелище. Радуга поблекла, стала серой, а внутри, я уверена, завелась плесень; чешется так, что с ума можно сойти. Даже радуги не всегда совершенны.
– Напомни еще раз, почему мы это делаем?
– Потому что обязывает контракт. И еще потому что это классно.
– У нас с тобой весьма разные представления о классном, – говорю я. Начинает кружиться голова, и перед глазами все плывет; я быстро запрыгиваю обратно на пешеходную дорожку.
– Полагаю, сейчас не лучшее время для таких рассказов, но, кажется, это я стала причиной папиного инфаркта.
– Что?
– Такую версию предложила мама в письме.
– Господи Иисусе, – Ванесса вздыхает.
– Она меня не винит. Считает его болваном – сомнительное утешение.
– Значит, ты винишь себя?
Я вздыхаю. Жаркий июльский бриз окутывает меня. Может быть, подхватит и унесет навстречу другой, не такой сложной жизни?
– Я чувствую, что должна за это отвечать.
Подходит ассистент и затягивает подвесные ремни вокруг пояса так туго, что я чуть не теряю сознание.
– Готово, – он хлопает меня по спине, будто все нормально. Будто люди в здравом уме каждый день прыгают с мостов не раздумывая. – Наслаждайся! – бросает он через плечо.
– Ради всего святого, – говорит мне Ванесса, и я вижу, что она уже начинает терять терпение, – я тебя люблю, Уилла, но меня уже тошнит от того, как вся твоя жизнь вращается вокруг него. Это твоя жизнь, ну так и живи, мать твою!
– Так я и живу! Думаешь, мне хочется торчать тут на мосту, готовясь совершить самую большую глупость в моей жизни? Потому что ты заставляешь меня рисковать ради какого-то реалити-шоу?
– Это далеко не самая большая глупость в твоей жизни, – говорит она, а потом ассистент подходит к ней затягивать ремни, и мы обе умолкаем.
– Отлично, – заявляет он, а потом переводит взгляд с одной на другую. – Эй, нельзя злиться перед прыжком, – это разрушит всю ауру.
Он показывает нам козу, и я думаю, не приятель ли он Оливера, а потом резко поворачиваюсь к Ванессе.
– Ну, если ты решила составить список самых больших глупостей в моей жизни, я тебе сообщу, что два дня назад переспала с Тео.
Она таращит глаза и глупо улыбается, но прежде чем успевает ответить, появляется второй ассистент и визжит:
– Пора! Давайте сделаем это, дамы!!!
Мне хочется придушить этого энтузиаста, но выбора у меня нет. Я здесь, меня обязывает контракт, и я считаю себя худшей дочерью в мире, хотя мой отец – тоже худший отец в мире, но, думаю, он бы согласился (и посвятил бы этому целую главу), что яблоко от яблони недалеко падает.
Ванесса прыгает первой – она всегда все делает первой. А потом моя очередь. Уверена – меня вырвет. Я чувствую, как мои внутренности подпрыгивают вверх, и перед глазами пролетает вся жизнь – Альпы, и Диснейленд, и мартенсы, и Тео, и Шон, и все остальное. Я знаю, что сейчас умру. Такое случается с людьми, прежде чем они умрут. Интересно, увидел ли отец всю свою жизнь, как серию фотографий на «Полароиде», прежде чем его обнаружили распластанным на Сикстис-стрит без сознания.
Возвращается ассистент номер один и заявляет:
– Не забудьте улыбнуться! Сделаем фото и подарим вам!
А потом без предупреждения вопит:
– На старт, внимание, марш!
Я тихо прощаюсь с этой прекрасной жизнью. Но прежде чем умереть, пытаюсь понять, что я сделала бы по-другому, будь у меня шанс. Что могло бы все изменить? Я могу переписать свой план Вселенной, могу бороться с бездействием, могу открыть глаза. Но что мне по-настоящему нужно, чего у меня нет и что так же необходимо, как кислород, как кровоток, как воздух, – так это сила воли.
Сила воли.
Имей я хоть немного силы воли, проложить новую тропу было бы куда проще.
