Ага, подумал я. Стало быть, мои мысли насчет черствой корочки после пирожных не были такими уж беспочвенными. Хотя здесь и «корочка» небось искусственно созданная и тщательно обезвреженная.
– Приятная планета, – согласился я. – Но не для меня.
– О, это по-нашему! – Вилли хлопнул меня по плечу. – Знаю, знаю, чего тебе хочется. Ты ведь весь в отца, не так ли? Не зря же он тебе доверяет. Ну что ж, лет этак через пятнадцать, но не исключено, что даже раньше, ты можешь стать президентом Тверди – при нашей поддержке или даже без оной. С нами, конечно, достигнуть этой цели будет несколько проще…
Я согласился с его мнением. Чисто теоретически – почему бы нет? Времена меняются, и тот, кто был вчера врагом, завтра может оказаться лучшим другом. Земляне могли на ушах стоять от радости. Непримиримая Твердь, о которую они обломали зубы, ныне сама шла под покровительство Земли. Правительство Игнатюка уже прогнулось под бывшую метрополию, а теперь и Варлам Гергай, столп и рупор независимости, поднял кверху лапки и для пущей убедительности даже прислал бывшим врагам сыночка, родную кровь, причем не просто в заложники, а в качестве ценного подарка, рассчитывая, естественно, на ответный шаг…
Во второй беседе с Вилли я расставил точки над «i». Варлам Гергай внезапно возлюбил Землю и землян? Черта с два, он по-прежнему терпеть их не может, но он реалист. Политик, руководствующийся личными симпатиями и антипатиями, профессионально непригоден. Бывший президент Тверди считается с текущим раскладом сил и готов кое-чем поступиться, даже выйти из Лиги Свободных Миров. Твердь по-прежнему останется «минеральной республикой» и будет поставлять на Землю скандиевый концентрат по весьма умеренным ценам – Земля же не будет совать нос во внутреннюю политику республики. О сердечной дружбе речи нет, но союз вполне возможен. Разве Земле не выгодно поддержать – негласно, конечно, – такого союзника?
– Или, в крайнем случае, его сына, если с папашей ничего не выйдет? – намекнул Вилли на некоторую одиозность кандидатуры отца.
– В самом крайнем случае, – твердо сказал я.
– А сын тоже не любит землян? – широко улыбнулся Вилли.
Я мог бы многое рассказать ему о том, что творили силы вторжения на моей планете, но какой смысл мешать строительству мостов через пропасть?
Особенно если мосты эти – фальшивые.
– Я любил одну женщину с Земли.
– О! Как ее имя?
– Не хочу называть. Она прокляла меня – и поделом.
– Не буду настаивать, – уступил Вилли. – Но, может, ты расскажешь мне о судьбе Треси Наглер?
Такие разговоры вроде фехтования. Вот он, якобы неожиданный укол.
Я рассказал. Не знаю, поверил ли мне Вилли, но слушал он внимательно.
– Откровенно говоря, я никак не ожидал, что земная разведка выйдет на мою сеть раньше контрразведки Марции, – закончил я.
– Нечем хвастаться после нокаута. – Вздохнув, Вилли налил нам по полному бокалу глисса. – В катастрофе погибла и наша сеть, и ваша, и контрразведка Марции… Ты, правда, уцелел. Если бы не космический характер катастрофы, у меня возникло бы к тебе много вопросов…
– Не по адресу, – буркнул я. – Теперь у многих есть вопросы к землянам. Главным образом, у тех, кто не умеет складывать два и два, а среди людей таких большинство.
– Давай выпьем, – сказал Вилли.
Благородная жидкость весело побежала в желудок. Все-таки в память о погибшей планете надо пить что-нибудь совсем другое.
Для дела это, впрочем, не имело никакого значения. Вилли был уполномочен сделать мне предложение. Я принял его. В первую очередь мне предстояло слить земной разведке все то, что мои люди сумели накопать на Марции, и в первую очередь – по черным кораблям. Я думал, что Вилли заинтересуется прежде всего материалами по «темпо», к которым я почти не имел касательства, – и ошибся.
Теперь Земля располагала тысячами образцов живой человеческой ткани с марцианскими симбионтами. Вопрос заключался лишь в том, чтобы научиться выращивать «темпо» вне Марции, и этот вопрос мало касался разведки. Во всяком случае, тут я ничем не мог помочь землянам, да и не хотел. Но Вилли, как я вскоре понял, в первую очередь интересовали черные корабли.
– Мне нужен полный отчет к завтрашнему вечеру, – сказал он. – Успеешь?
– Не от меня зависит.
– Научники оставят тебя в покое.
– К чему такая спешка? – ухмыльнулся я. – Я бы еще побыл биологическим объектом…
С минуту он смотрел на меня молча. Очень серьезно смотрел. Потом сказал:
– Восемнадцать лет назад мы основали колонию на… одной планете одной звезды. Колонисты называют планету Мачехой, и у них есть на то все основания. Поганый мир. Официального названия у колонии нет, и неясно, стоит ли нам продолжать цепляться за эту планету. Но главное не это. Мачеха находится на два с половиной парсека ближе к источнику гамма-всплеска, чем Марция. Так вот: на Мачехе не произошло никакого катаклизма. Абсолютно никакого.
Глава 4
Мне снились черные дыры – разумные черные дыры, способные на злобные поступки и очень хорошо умеющие ждать своего часа. Мне снились живые звезды – пухлые самодовольные гиганты, беспечно транжирящие сами себя на излучение, и мелочные скопидомы-карлики. Мне снились квазары и активные ядра галактик, которые сквернословили, переругиваясь друг с другом. Сам великий Космос был живым и молча недоумевал, откуда в нем развелось столько беспокойной всячины. В конце концов весь этот вселенский зоопарк взорвался и разбудил меня.
Сердце билось ничуть не торопливее обычного ритма. Мне просто не понравился дурацкий сон, а еще не понравилось, что мое подсознание играет во сне в такие игры. Я уже давно не впечатлительный деревенский парнишка. Мне далеко за тридцать, если говорить о биологическом возрасте, и я много чего повидал. Я вовсе не поэтическая натура, хотя и теперь иногда увлекаюсь, решая какую-нибудь инженерную задачу просто для удовольствия.
Кстати об инжиниринге… Я не физик, мое образование было более конкретным, и вот оно-то со всей силой протестовало против нарушения закона причинности. Как слияние двух нейтронных звезд могло породить гамма-всплеск катастрофических масштабов, уничтоживший Марцию, но не тронувший Мачеху? Два с половиной парсека – это сколько же в световых годах? Восемь и пятнадцать сотых. Вот именно столько времени назад – восемь лет и без малого два месяца – поверхность Мачехи должна была быть хорошо прожарена, чего, однако, не случилось. Почему?
Гамма-всплеск был сильно асимметричным? Пусть так, но провалов с нулевым излучением в каком-то направлении не должно было быть – это мне объяснил тот спасшийся с Марции научник, который прикидывал энергетику гамма-всплеска, бредя за мной по сухому руслу в Прибрежной пустыне. Мачехе должна была достаться, возможно, меньшая доза гамма-квантов и сверхэнергичных частиц, но все равно мало бы не показалось. Но чего не было, того не было. Жизнь на Мачехе была не сахар, но люди все еще продолжали жить и работать там. В серьезную ошибку с определением межзвездных расстояний я, как здравомыслящий человек, не верил.
