Он без слов постучал себя согнутым пальцем по лбу.
Вилли спал. Корабль висел над одной точкой Земли где-то в довольно высоких широтах северного полушария, и я не сомневался, что под нами, скрытый облачной мешаниной циклона, прячется выступ материка, именуемый Кольским полуостровом. Как у корабля получалось без видимых затрат энергии висеть на одном месте гораздо ниже геостационарной орбиты, я не знал и не желал забивать себе голову такими пустяками. Я тоже поспал немного, потом проснулся и понял, что боюсь. Скепсис Вилли показался мне уже более обоснованным. Добровольно превратить себя в кошмарную тварь – это почище, чем решиться отдать себя в лапы врачей ради сложнейшей операции с непредсказуемым результатом. Добро бы я был смертельно болен, но ведь я здоров! Так зачем же?.. Ради кучки неизвестных мне людей? Все равно сколько-то их, вероятно, погибнет, а некоторых мне, возможно, придется убить или покалечить самому. Может, Вилли все же прав?
Почти сразу я сообразил, что изобретаю оправдание для себя, как это свойственно трусам. Что же получается – я трус? Странное ощущение. Кем меня только ни дразнили, но только не трусом. Впрочем, люди меняются, и вчерашний храбрец может начать усиленно беречь свою шкуру. Вилли обрадуется, если я откажусь от опасной затеи, но что он подумает, о том не скажет. И я начну гадать, считает ли он меня жалким ничтожеством или только осторожным человеком…
Вилли всхрапнул в своем уютном лежбище на полу «гостиной» и вдруг резко дернулся – наверное, ему приснилось нечто не шибко приятное. Какие сны характерны для мусорщиков? Снится ли им обещанная Мечта? А если им снятся люди, то остаются ли они мусором в снах?
Будить его? Нет, пусть спит. Попробую сам. Корабль, ты послушен мне? Я знаю, ты признал меня и можешь изменять себя по моему желанию. Но можешь ли ты изменить меня? Вот, смотри, чертеж моего нового тела на мониторе, а кроме того, конечно, в моей и твоей памяти. Сможешь воплотить? Не забудь только запомнить хорошенько исходный вариант, потому что мне вовсе не улыбается вечно носить чужую личину, я хочу получить назад мое тело… если вернусь, конечно. Но это ты, конечно, не забудешь, я зря обижаю тебя недоверием. Еще я надеюсь, что ты исправишь недочеты конструкции и додумаешь за меня всю биохимию, в которой я ни в зуб ногой… Готов? Приступай!
Я слез с кресла и опустился на пол. Почему-то мне казалось, что корабль лучше поймет меня, если я увеличу площадь соприкосновения с ним. Чепуха? Конечно. Суеверие? Возможно. Я ведь не ореолит, я только человек, мой мозг набит предрассудками…
– Приступай, – прошептал я, и мир вокруг меня закачался, потерял четкость и потускнел. Затем померк совсем.
Я боялся боли, а еще сильнее боялся собственного страха перед болью при трансформации, и слова Вилли давали повод к опасениям. Но все обошлось. Боль? Ее не было, если иметь в виду боль физическую. Был дискомфорт при пробуждении. Наверное, корабль отключил мое сознание, чтобы я не запаниковал, глядя, как мое тело постепенно превращается в придуманную мной конструкцию. Не стыжусь признаться: вероятно, я и в самом деле заорал бы от ужаса и приказал кораблю прервать процесс, если бы остался в сознании. Как хорошо, что инженеры – обыкновенные инженеры, без приставки «био» – создают свои конструкции из мертвых материалов, а что до искусственного интеллекта, то его не волнуют проблемы эстетики! Еще лучше, что даже очень хороший инженер-конструктор может лишь в общих чертах понять, как чувствует себя его конструкция, не худо ли ей по такой-то и сякой-то причине. Плохой же инженер не понимает этого вовсе.
И в этом смысле лучше быть плохим инженером! Ему, подлецу, гораздо комфортнее!
Но ощущать себя одновременно конструктором и конструкцией – это что-то с чем-то! Для начала я не сразу понял, где нахожусь и вообще сплю я или нет. Стены «гостиной» сияли узором электромагнитных полей, довольно приятным для глаз, но крайне непривычным. Поле моего зрения расширилось, но бинокулярность сохранилась. Веки превратились в бронированные заслонки, и имелись еще внутренние веки, прозрачные, как у птицы. Я посмотрел на Вилли – он тоже изменил цвет. Теперь я видел в гораздо более широком диапазоне электромагнитных волн. Никаких связей между кораблем и Вилли я не заметил, но его «кровать», если так можно назвать лежбище с бортиками, имела ту же цветовую гамму – наверное, адаптировалась к своему хозяину. Вероятно, она сама разбудила Вилли, предварительно протрезвив.
– Уй! – сказал Вилли, бегло взглянув на меня, и отвернулся.
Бормоча про себя «спокойно, спокойно», я взглянул на свои руки, точнее, передние лапы. Н-да, те еще инструменты, картина не для слабонервных… Одной такой лапой я мог бы легко убить твердианского дикого кота или земного тигра, а двумя – справился бы и с белым медведем. И в то же время мои пальцы могли выполнять тонкую работу. Прекрасно! Жутковато, правда, на вид, но для моей миссии это чистое достоинство!
Я встал на четыре лапы. Было непривычно низко, но ведь можно встать и на одни задние… Потом. Я потянулся всем телом, как большая собака, и с радостным удивлением понял, что тело слушается приказов, а энергии в нем хоть отбавляй. Как там мой хвост с булавой?
Хвост был на месте, только стегать им себя по бокам я остерегся во избежание увечий. Так… так… надо привыкнуть к новому облику, но не тянуть. Надо еще испытать новое тело, прежде чем ставить ему серьезные задачи. И тоже побыстрее: отсутствие пищеварительной и выделительной систем ограничивает мой ресурс несколькими часами…
Балда я! Пока я нахожусь внутри корабля, он возьмет на себя работу недостающих систем. Значит, можно готовиться хотя и быстро, но без лишнего торопизма. Прекрасно!
Для начала я представил себе, что на стене «гостиной» висит большое зеркало, и корабль не подвел: зеркало выросло в полминуты. На меня смотрел устрашающий зверь с такой дьявольской рожей, что в первый момент мне самому захотелось ретироваться. Оскалив клыки, я осторожно зарычал. Впечатлило. Вилли подпрыгнул.
– Урод… – пробормотал он. – Ну и урод…
– Что, разве плохо? – спросил я и, упиваясь властью над телом-пружиной, пробежал по стене.
Мой голос прозвучал непривычно, пожалуй, даже не совсем членораздельно. Проявилось в нем что-то не то взлаивающее, не то мяукающее, звериное, словом.
– Теперь я понимаю, почему ты слыл героем у себя на Тверди, – категорично заявил Вилли. – Тебе ведь себя не жаль нисколечко. Это ж надо – превратить себя в такую погань…
– А мне нравится, – сказал я и сделал заднее сальто. Получилось в целом удачно, только костяной шар на кончике хвоста шваркнул по потолку, ненадолго оставив в нем круглую вмятину. К хвосту я никак не мог привыкнуть, а отказаться от него не желал – это и лучшая маневренность, и какое-никакое оружие.
– Ладно, развлекайся, – пробурчал Вилли. – Только не здесь. Отдели себе отсек и сделай из него спортзал…
Он зевнул, лег и принялся свистеть носом, а я последовал совету. Повинуясь моему мысленному приказу, лежбище Вилли отползло ближе к стене, и «гостиная» разделилась надвое прозрачной звуконепроницаемой перегородкой. Свою часть я заставил расшириться как минимум вдесятеро, убрал столик и кресло и нарастил на стены где металл, где дерево, где бетон, а где стандартный облицовочный пластик. В течение часа я почти безостановочно бегал, прыгал, кувыркался, бросался на стены, бегал по потолку, бил воображаемого противника лапами и хвостом – словом, привыкал к телу, одновременно испытывая его на выносливость. Через час пятнадцать минут я начал ощущать легкую усталость, сменившуюся еще через четверть часа усталостью серьезной. Я тяжело дышал, вывалив язык, пена из пасти капала на пол. Хотелось пить и оказаться на холодном ветру. Классический перегрев. Меня знобило, но не от холода – от внутреннего жара. Упав на брюхо, я велел кораблю восстановить все, как было, в том числе мою работоспособность. Н-да… Хорошее тело, но ресурс ни к черту, как и предполагалось. Не серийный, а рекордный образец. Все верно. Такой мне и нужен.
