– А на концерте Саломеи вы присутствовали?
– Да, мы же его сами организовали.
– Расскажите, пожалуйста, как он проходил.
– Я уже много раз рассказывала вашим коллегам. И время прошло. Как-то все стирается, понимаете? Ну что… Все было, как обычно на музыкальных вечерах. После Нового года. Народу было примерно две трети зала. Не аншлаг. Но порой еще меньше бывало на праздники – потому что раньше многие уезжали отдыхать, путешествовать. Это сейчас все по домам сидят, денег нет ни у кого. Концерт длился всего час, без антракта, конечно. Соломка играла очень хорошо.
– Только вещи Жана-Филиппа Рамо?
– Да, его, так мы и в афише написали. Она этого композитора предпочитала всем другим. Сейчас старинная музыка снова в моде. Теодор Куртензис с оркестром исполняет. Ну и мы шли в тренде, что называется.
– На концерт продавались билеты у вас в кассе?
– Да, как обычно. И еще в НИИ мы распространяли среди сотрудников.
– На базе?
– Часть билетов выкупили благотворители, как и до этого на концерт оркестра Дубны двадцать пятого декабря. В НИИ… то есть на базе – они себя сами предпочитают называть НИИ – конкурсы устраивали, хохмили: а победителю – бесплатные билеты на концерт старинной музыки. И еще ветеранам института – научным сотрудникам, которые на пенсии и у кого дети.
– Тоже благотворители оплачивали?
– Да. В общем-то, ведь это любительские концерты, своими силами.
– А кто эти благотворители, если не секрет?
– Фонд «Академия», – ответила рыженькая Алена.
– Академия наук? РАН?
– Они имеют какое-то отношение к РАН, тоже помощь оказывают, там не только академики, но и бизнесмены. Я толком не знаю. Мы от них порой пожертвования получаем – и это очень кстати. Занятия музыкой для детей вот тоже бесплатные, благотворители это сами организовали.
– Я так поняла, что Саломея Шульц приезжала сюда, в город, на свой концерт пятого января, а до этого с оркестром Дубны, да? Двадцать пятого числа?
– Нет, она и до этого здесь бывала. Оркестр же не один концерт давал. И летом тоже – у нас июньские вечера классической музыки, и на день города оркестр приезжал. А потом она ведь еще репетировала здесь, у нас, концертную программу.
– На клавесине? Она приезжала к вам на репетиции? Когда?
– Почти весь декабрь и конец ноября тоже, – рыженькая Алена нахмурилась. – Это же старинный инструмент. Это не рояль, а клавесин. Совсем иная манера исполнения. Надо много репетировать. Надо приноравливаться к инструменту.
– Она репетировала на сцене, в зале?
– У нас есть зал для репетиций, клавесин поместили сначала туда.
– Можно взглянуть на этот зал?
Рыженькая Алена пожала плечами и указала Кате на боковой выход за потертой бархатной шторой.
Они прошли по фойе, стены которого, как и в коридоре, тоже были сплошь увешаны афишами под стеклом и фотографиями.
– Это репетиционный зал, – рыженькая Алена открыла двери… Те самые, на пороге которых Катя увидела ее впервые.
Это оказался зальчик, где пиликал детсад-оркестр. Но сейчас детей здесь уже не было. Сыграв «Сурка», крохи куда-то канули, оставив после себя лишь раскрытые пюпитры да обертки от конфет на полу.
– Понятно, – разочарованно заметила Катя, – я думала, это какое-то другое помещение.
– Да, жуткая теснота, дом ученых очень старый, – заметила рыженькая Алена, и они вернулись в фойе.
– У вас вход свободный, я заметила. Любой может прийти, заглянуть на репетицию, да?
– Это же фактически городской дом культуры. Мы не можем на замок запираться.
– Я знаю, что у Саломеи был приятель… любовник. Он сюда не заглядывал?
– Меня полиция о нем спрашивала. Я в общем-то ничего не знаю. Соломка со мной личным не делилась. Правда, при мне пару раз ее подвозил на машине какой-то парень.
– Парень?
– Мужчина, приятный, лет сорока. Мне полицейские снимок показывали, я его узнала. Наверное, это и был ее бойфренд.
– А кто-нибудь из городской администрации музыкальные вечера, концерты оркестра Дубны посещал?
– Да, конечно. Это же культурные мероприятия. На день города, например.
– Анна Ласкина из администрации не заходила?
– Я не знаю, кто это. Приходили какие-то чиновники, да и женщина была среди них. Но я затрудняюсь сказать.
– А ваш директор и по совместительству дирижер, он знал Саломею?
– Он всего год здесь директорствует. Раньше в оркестре «Стасика» играл.
– В театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве?
– Абсолютно верно, у них прошли сокращения. Я его и пригласила сюда, к нам. Мы старые друзья с Севой.
– Что-нибудь еще можете вспомнить о том последнем вечере пятого января? Может, что-то всплывет в памяти? Какой была Саломея? Может, чем-то встревоженной, напуганной? Что-то говорила, кого-то упоминала?
– Я ее увидела лишь на сцене, когда начался концерт. Здесь все сновали в дикой запарке. Она приехала и сразу прошла в комнату за сценой. А я с афишами возилась здесь, в фойе. После концерта я зашла к ней. Поздравила, мы поболтали минут пять – даже не помню о чем. Было уже поздно и холодно. Она торопилась на автобус – свой, по расписанию, что ее прямо до дома довозит, чтобы не делать пересадку в Дубне. Если бы я только знала… Я бы с ней пошла, проводила бы ее до остановки и… Ох, но что я могла!
– Пьеса «Тамбурин» Рамо – она ее на концерте исполнила дважды? В программе и на бис?
– Ой, я уже не помню. «Тамбурин» у Рамо – это нечто вроде хита на все времена. Почти эстрадного хита, хоть исполняют на клавесине или рояле. Это гвоздь программы.
– Названия пьес значились в афише концерта? – спросила Катя.
– Мы всегда стараемся подробно писать, что будет исполняться. Наши зрители любят точность во всем, даже в музыке. Это же люди науки. Вот старая афиша концерта оркестра Дубны. Видите, как мы все расписали, специально.
Катя рассеянно глянула на старую афишу под стеклом. Она была крайней. А рядом висело множество фотографий. Катя на них все это время и внимания не обращала, пока они разговаривали в фойе, стояла к ним спиной.
Но когда она повернулась, знакомый холодок снова пополз по спине.
На увеличенных цветных фотографиях был изображен тот самый детский оркестрик. Дети с маленькими скрипками, один с виолончелью, но…
Дети были одеты в карнавальные костюмы насекомых.
У Кати пересохло во рту.
Девчушка с крыльями бабочки, малыш в костюме муравья, другой в костюме жука – черном как чернила, еще одна девочка – бабочка с разрисованными крылышками, еще один жучок – зеленый, с рожками на голове. Малыш в костюме гусеницы и…
