Тихо-тихо, незаметно для окружающего мира.
Столь же тихо сотрудники ОВД ЭРЕБа, посланные Мухиной, забрали задержанного у коллег из Королева. И ГУВД области на этом этапе сразу же от участия в расследовании отсекли.
Катя наблюдала из окна ОВД, как машина с задержанным и машины сопровождения заехали во внутренний двор. Оперативники высадили Чеглакова и повели в здание. Катя отметила, что они обращаются с ним очень осторожно, пожалуй, даже бережно – словно в их руках хрустальный сосуд, наполненный неизвестным ядом или смертоносным вирусом, готовым в мгновение ока уничтожить всех, кто с ним соприкасается.
– У нас где-то два часа на все – на беседы и личный контакт с ним, – объявила Мухина Кате. – Новость уже легла на стол министра. Сюда уже направляются министерские с самого верха – сливки снимать. Крапов все бросил в Мурманске и вылетает первым рейсом в Москву. К ночи тоже будет здесь. И ФСБ непременно отметится – как же без них! Они всей ордой подомнут сразу все под себя. Такое дело. И нас уже никто не спросит ни о чем. Меня. А вас, Катя, просто отправят назад в Москву. Так что все разговоры с ним – сейчас, не откладывая. У меня к нему много вопросов накопилось. Вам есть, что сказать ему?
Катя молчала.
Тихо-тихо…
– Ладно, тогда посидите так. – Мухина кивнула головой на стул. Катя видела: она сама дико волнуется, места себе не находит – не каждый день такие дела, такие фигуранты.
Оперативники привели Чеглакова. Он был в черном костюме и белой рубашке, без галстука – то ли не надел вообще, то ли уже успели отобрать. В руках он держал куртку. Его лицо на фоне темных одежд казалось бледным. Но по нему снова ничего нельзя было прочесть. Катя отметила: разбитые губы зажили быстро. На щеке затянулась ссадина.
– По какой причине я задержан полицией? – спросил он Мухину.
– Вы имеете право на адвоката.
– Прежде чем к нему обратиться, я бы хотел услышать от вас, что здесь творится?
Катя видела: Мухина изо всех сил пытается казаться такой же бесстрастной, как и он.
– Дмитрий Ларионов убит.
– Дима?!
– Это новость для вас?
– Этого не может быть.
– Он убит вчера ночью. – Мухина не садилась, так же как и Чеглаков. – Что вы забыли в Королеве?
– У меня дела в Роскосмосе.
– Что вы можете сказать нам по поводу убийства Ларионова?
– Я… не могу в это поверить. Я знал его много лет. Всю их семью. Его мать, отца. Мы дружили.
– Вы и в смерть Нины Кацо не могли поверить, – сухо заметила Мухина. – Сядьте. Нам предстоит долгая беседа.
Чеглаков посмотрел в сторону Кати.
– Зачем она здесь? – спросил он Мухину.
– Она часть нашей истории, Константин Константинович. Вы хотите, чтобы я удалила ее из кабинета?
– Нет. – Чеглаков смотрел на Катю.
А она не могла поднять взор свой на него.
Как же больно… как же больно внутри тебя, ЭРЕБ…
– Так что вы можете сказать мне по поводу убийства Ларионова? – спросила Мухина.
– Ничего. Когда это произошло?
– Вчера ночью.
– Меня не было здесь, в городе. Я уехал вчера вечером.
– Куда? Во сколько?
– В девять. Уехал в Москву.
– Зачем?
Мухина задавала вопросы без всякого интереса. Катя поняла – это проформа. Она не верит ничему из того, что он говорит.
– У меня были дела в Москве.
– Ночью?
– Там люди улетали утром в командировку. А дела не ждали. Я поехал вечером.
– Вы с кем-то встретились в Москве? Кто-то может это подтвердить?
– Нет, я не успел, не сложилось. Они срочно улетали – их ждал борт. Самолет.
– И вы что, прямо ночью рванули в Королев?
– Я дождался утра. Утром поехал в Королев. В Роскосмос.
– Где вы ждали утра? В отеле?
– Сидел в пабе.
– В каком?
– На Тверской. Рядом с Пушкинской площадью. Не помню название. Они круглосуточные.
– Во сколько вы приехали в Москву?
– Где-то около полуночи. Я не успел на встречу. Люди уже уехали на аэродром. Я простоял в пробке на МКАД.
Никакого алиби у него на момент смерти Дмитрия Ларионова нет. И проверить невозможно – стоял ли в пробке, был ли в Москве. Паб проверят, конечно, но это же гораздо позже, уже под утро. Мог убить и рвануть в Москву…
Катя чувствовала себя больной от таких мыслей. Они пожирали ее изнутри.
– Вы ведь встречались с Ларионовым накануне его убийства, – сказала Мухина. – Мы это установили.
– Он приходил ко мне. Собственно, из-за него я и поехал в Москву и Королев. Он просил меня помочь ему.
– В чем помочь?
– Его лабораторию на базе закрывают. Все направление исследований замораживают на неопределенный срок. Денег не выделяют. Он пришел ко мне с этим. Он был просто убит новостями. Я прекрасно понимал, что с ним – он этой работой жил, это был проект еще его матери, академика Ларионовой. Она инициировала эти исследования. Она привлекла к работе его – Дима был очень способный. После смерти матери он продолжил работу, достиг многого. Он вложил в эту химическую лабораторию собственные деньги, покупал оборудование. Поймите, он с этим и пришел ко мне в тот вечер! Он не мог смириться, что все разом обратится в прах. Это было как нарушить завет… завет его матери. Он готов был продать свой гостиничный комплекс в Дубне ради инвестиций в лабораторию! Он мне это говорил – он хотел продолжать исследования. Но даже от продажи отеля ситуация бы не изменилась. Я пытался ему объяснить это – чтобы он не делал ничего необдуманного. Я хотел ему помочь – он умолял меня. Я решил сначала узнать по своим каналам – что там с его лабораторией, возможно ли как-то продолжить проект. Получить финансирование. Выбить, черт возьми, деньги! Для этого я поехал в Москву. Те, к кому я обратился, уезжали, а дело не будет ждать их возвращения. Туда я не успел, поэтому поехал в Королев, в Роскосмос.
Это была самая длинная тирада, которую Катя когда-либо слышала от Чеглакова. Внешне он казался все таким же спокойным, но голос его теперь выдавал. Обертоны, модуляция, интонация – все говорило о том, что безразличие – это чисто внешняя маска. А под этой маской… что там? Кто знает?
– Значит, вы хотели ему помочь, – подытожила Мухина. – Для этого вы в девять вечера отправились в Москву на поиски блата. И вас в городе не было. Хорошо, с этим пока все. Тогда перейдем к другим вопросам.
– К другим вопросам? – Чеглаков посмотрел снова в сторону Кати.
– Я бы хотела, чтобы мы сейчас проехали к вам домой и вы бы показали нам ваши картины – те, которые были разрезаны неизвестным вором во время кражи из вашего дома. Давайте взглянем на них. – Мухина предложила это почти мирно.
