– Святая правда, – сказал Шабан. – Не дрался. И незачем. Они же людей боятся.
– Правда или неправда, а писать такое нельзя. – Биртолли ударил ладонью по столу и придержал звякнувшую бутылку. – Нужно хоть немного уважать читателя. Специфика. Если читатель ждет героики, мы не имеем морального права всучить ему будничную спасательную историю. Согласен?
– Я с ними не дрался, – сказал Шабан.
– Ну, это твои трудности. Ведь мог бы подраться, верно? Слушай, может быть, все-таки выпьем, а? Может, не отрава?
– Нет. Я – гриба. Хочешь попробовать?
– Я? М-м… Да, пожалуй. Это как? Это нюхают?
– Нюхают. Нет, возьми больше, так ничего не почувствуешь… А теперь много, сыпь обратно. Вот теперь правильно. Ну, вперед!
– М-м-м…
– Твое здоровье. Нет, это не закусывают. Ну, как теперь?
– Не пойму. Нет, вот сейчас хорошо. Но я, кажется, где-то слышал, что это запрещено?
– Я тоже где-то слышал. Но тебе трепыхаться не надо, ты нездешний. Пока ты у себя в комнате, ты ничего не нарушаешь.
– А ты?
– «Нарушение порядка можно доверить лишь тому, кто им дорожит», – сказал Шабан и икнул.
– Это ваш Барух? – с улыбкой спросил Биртолли.
– Нет. Это ваш Шиллер.
– А, – сказал Биртолли, – да-да. Естественно. А ваш этот гриб, он что – наркотик?
– Черт его знает, – сказал Шабан. – Вот, кстати, тебе матерьял: есть гриб, вдыхание его сушеных гифов вызывает у человека легкость в движениях и ясность мысли. Если, конечно, не перебрать. Правда, налицо классический букет: похмелье, быстрое привыкание, увеличение доз, в пределе ведущее к нервному истощению. Но и только. И ничего более. Так почему, я спрашиваю, вместо того, чтобы всерьез взяться за ликвидацию побочных явлений, гриб попросту запрещают? Законодательно. Ты журналист, вот и занялся бы этим делом.
– И займусь. Почему бы не заняться? Читатель должен знать!.. – Биртолли снова замахнулся хлопнуть по столу, и вдруг лицо его вытянулось. – Ой, кто это?
– Где?
– Вон там, у двери. Женщина. Что ей нужно?
– М-м? Не вижу. Кто там может быть?
Биртолли усиленно заморгал.
– Стоит, – сказал он. – Вон она стоит. Господи, да она же зеленая!
– Не страшно, – успокоил Шабан. – Это у тебя галлюцинация с непривычки. Тоже побочное явление. Бывает один раз, а потом уже больше не появляется. Сейчас я дуну как следует, и ее отсюда вынесет… Ну как, исчезла?
– М-м… Вроде да. А она больше не появится?
Шабан уверенно помотал головой, и Биртолли сразу повеселел. Через минуту он уже пытался острить. Он-то, конечно, не бабник, но и не женофоб и готов получить эстетическое и иное наслаждение, если, конечно, попадется достойный экземпляр, только пусть экземпляр будет естественного окраса, а не зеленый. Зеленым место на грядке. И вообще, какой урод придумал, будто зеленый цвет приятен для глаз? Бред, правда? Ты как думаешь: какой цвет лучше всего успокаивает?
– Черный, – поддержал Шабан. – Погасить свет и лечь спать.
– Правильно, – сказал Биртолли. – А у вас тут часто стреляют?
– Что?
– Я спрашиваю: часто у вас идет в ход оружие?
– Это смотря где, – сказал Шабан. – В степи случается, а здесь – нет. У нас с этим строго, – приврал он, вспомнив Кошкодава. – А что?
– А то, что стреляют, – заявил Биртолли. – Слышишь?
– Нет.
– Странно. Стреляют же!..
Хм. Опять мерещится шизоиду. Когда новички занюхивают грибом алкоголь, хорошего не жди. Обострение слуха может довести до истерики. Кто там стреляет? И в кого? И зачем? Может, просто бродят «блохи», перебирают лапками. Тук-тук. Ну и пусть себе бродят. Пусть смотрят и слушают, в последний раз ведь. Приятно вот так посидеть, зная, что это в последний раз, и болтать всякие всякости, чепуху болтать, только чепуху, и ничего, кроме чепухи, не слышать в ответ – лучше бы, конечно, не с Гебрием, плохо, что так получилось… Потому что уже ничего нельзя сделать, совсем ничего сверх того, что уже сделано, дистанция пройдена, самое время упасть без сил и ждать, когда поднимут…
– Опять, – со страхом сказал Биртолли. – Теперь ближе.
Тук. Тук. Тук-тук-тук-тук… А ведь и верно – стреляют. Шабан замер, прислушиваясь. Бум-м!.. А вот это уже гранато-пуля фугасного действия. Совсем близко: не на смежном ли ярусе? Какого черта… Или наконец-то началось? Наконец-то… Давно пора. Шабан блаженно закрыл глаза. Может быть, что-то все-таки сдвинулось, провернулось со скрипом какое-то огромное ржавое колесо и покатилось, теперь его уже не остановить, потому что люди проснулись, потому что они вспомнили, что они – люди. Не зря Поздняков с утра сам не свой. И без стрельбы не обойтись, плесень сама не отвалится, ее только скребком. Совет этот дебильный уцепится за власть так, что и не отдерешь. Ничего, отдерем. Если все вместе, все, кому нечего терять, да еще с каким-нибудь особо озлобленным на власть Шабаном… Нет, что-то не то. Не получается. Все вместе они останутся просто толпой, вымогающей у Совета особые премиальные. Господи, да я же их ненавижу! Всех этих людей, все это стадо, стиснутое с шести сторон в кубической жестянке, вечно куда-то спешащее и никогда ничего не успевающее, звереющее от бесперспективности своего будущего и от бесперспективности себя в будущем. Тупость их ненавижу, жадность, подлость. Но что у меня есть, кроме этих людей? Нет, это даже интересно, давайте разберемся… Лиза? Этого мало. Вариадонты? Они далеко, и они сами по себе, я им не нужен. Получается, что кроме этих людей у меня в жизни, по существу, ничего и нет. Забавно получается…
– Что делать-то? – спросил Биртолли. Он был бледен. Шабан оперся руками о стол и с усилием поднялся. Ноги слушались, но в голове по-прежнему плыло. Добавить порошка? Нет, позже.
– Пойду посмотрю, что там такое.
– А я?.. – задребезжал Биртолли.
– А ты сиди тут, – сказал Шабан. – Вернусь – расскажу. Матерьял соберешь, писуну отдашь. Пока.
Только сейчас он вспомнил, что при нем нет оружия. Биртолли кинулся проводить до двери, квохтал что-то вслед: кажется, призывал беречь себя, смотреть в оба, а как только что-нибудь прояснится, бежать назад и немедленно вводить его, Биртолли, в курс событий. Шабан задвинул за собой дверь, и Гебрия не стало слышно.
Грохнуло где-то совсем уже рядом. Шабан оглянулся. Пусто. Черт знает что. И здесь пусто. Если это бунт жаждущих отправки на Землю, то где ревущие толпы? Где лозунги, баррикады и кирпичи для бомбометания, что там еще полагается? Он прибавил шагу. Над головой грохотали чьи-то тяжелые ботинки – сначала туда, потом обратно, потом снова туда. Навстречу неожиданно вынесло Ли Оммеса. Этот-то откуда здесь взялся, подумал Шабан. Самый тихий, самый незаметный человек в Порт-Бьюно, больной вдобавок. Лежать бы ему сейчас с грелкой… Оммес двигался как-то неуверенно, будто учился ходить, лицо его было темнее обычного, а обеими руками он держался за живот. Даже не кашлял. Били его, что ли? Какой гад?
