Охранник встал. Его лицо выражало полную растерянность. Он еще не успел по-настоящему испугаться за свою жизнь, он боялся реакции начальства на неуставное ротозейство, глотал воздух и кривился от боли в подбитом боку. Ничего, сейчас он перестанет кривиться… Шабан извлек оба пистолета, «магнум» отдал Лизе:
– Стой тут, девочка. Шевельнется – стреляй без предупреждения.
Охранник замер. Теперь до него дошло, и пыль на его лице стремительно потемнела, впитывая нервный пот. Со лба, не удержавшись, сорвалась струйка, прочертила след. Лиза, довольная игрушкой, вертела в руках тяжелый «магнум».
– «Стреляй» – это как?
– Вот так. – Шабан повернул ее руку так, чтобы ствол пистолета глядел на охранника. – Так и держи, девочка. А шевельнется – нажмешь вот сюда, на этот вот крючок. Справишься? – Она радостно кивнула. – Ты у меня молодец, – серьезно сказал Шабан, и она просияла. – Жди тут. Я скоро.
Минут пять он возился, отключая сигнализацию, затем расплавил замок и откатил дверь вручную. Над этим бункером особенно не мудрили, внутри не было ни хитрых устройств распознавания, ни связанных с ними газовых, радиационных или иных ловушек: в горячую пору проходки бронированные двери откатывались по пять и более раз на день и никому не хотелось случайностей. Мелкие заряды хранились прямо здесь, более мощные и редко используемые прятались в бетонированном каземате под бункером. Там могли быть и универсальные заряды, годящиеся для использования в качестве бомб, и многое другое, но вход туда преграждала толстая броневая плита, и там могли быть ловушки. Шабан покачал головой: нет, хватит риска, обойдемся тем, что есть. Стотонные заряды, похожие на карандаш, и тысячетонные, похожие на стаканчик для карандашей. Есть еще пятисоттонные и какие-то совсем маленькие… нет, это лишнее. Четырех тысячетонных должно хватить с избытком. Взломав стенной шкаф, он выбрал инициирующую таблетку – стандартную, на десять минут. Достаточно. Только не зевать, не терять зря времени – и вездеход на полной скорости ворвется на космодром как раз в ту минуту, когда горы вздрогнут от взрыва, взрыв отвлечет охрану. Посеять панику, рассеять, разметать, прорваться в «Юкон» и дать Штуцеру тридцать… нет, пятнадцать минут на то, чтобы разыскать и доставить на корабль экипаж, угрожая в противном случае поднять на воздух корабль, космодром и Порт-Бьюно… я не знаю, как это делается, но Штуцер поверит… Возьму пилота и навигатора, остальных мне не нужно. Придется не спать несколько суток… Он приложил пылающий лоб к свинцовой облицовке стены. Холодная… Это я выдержу – не спать. Ты знаешь, что такое Земля, Лиза? Ты ее увидишь через два месяца – невзрачный такой шарик у спокойной желтой звездочки. Это наш с тобой мир, он такой же большой, как Прокна, только лучше. Может быть, потому и лучше, что там сделано больше ошибок, на Прокне же их только предстоит совершить. Не хочу так думать. Скажут: человечество молодое, ему простительно, скажут так, будто человечество – это человек. С человека много не возьмешь, человеку свойственно ошибаться. Еще ему свойственно бить тех, кто мешает ему совершать ошибки, но это не значит, что не надо пытаться помешать, надо только вовремя унести ноги и ждать, когда одумается… Одумается, пожалуй, лет через двести.
Для какой надобности на боковом пути вот уже несколько лет ржавели три сцепленные вагонетки, вряд ли кто-нибудь знал. Может быть, в них когда-то намеревались возить в тоннель разные грузы, например, сменные бригады убегунов или другие вещи, но потом оставили эту затею. В дождливый сезон ковши вагонеток по край наполняло аммиачной водой, сухим сезоном воздух вытягивал воду прочь, и набросанный на дно мусор пополам с фекалиями давно уже слежался в монолит и даже не вонял. Крайнюю вагонетку удалось отделить, только разрезав сцепку, но катиться она не желала до тех пор, пока Шабан, ворча и ругаясь сквозь зубы, не срезал приржавевшие тормозные колодки. Быстрее, черт… Забравшись внутрь, он разместил заряды по углам ковша, установил максимальный угол раскрыва струи – пять с половиной градусов. Этого хватит. На всякий случай придавил заряды камнями – теперь они никуда не денутся, четыре взрыва ударят веером в потолок тоннеля. Быстрее! Торопясь, он выдолбил каблуком лунку для инициирующей таблетки – точно посередине: заряды должны сработать одновременно, с точностью до наносекунды. Быстрее! Штуцер или Живоглот могут опомниться, могут найти время подумать о тоннеле или о складе зарядов. Южных Земель захотели, живоглоты? Вот вам Южные Земли! Они не по вашим зубам, и до вариадонтов вы у меня не доберетесь…
Потревоженный мусор защищался, как умел: вагонетка наполнилась вонью. Шабан выбрался из нее на насыпь и перевел дух. Где Лиза? Вон она, отсюда плохо видно, но ясно, что у нее все в порядке и охранник не рыпается. Молодец, девочка.
И-и… раз! Вагонетка качнулась, колеса отчаянно застонали. И-и… два! Колеса нехотя провернулись. Ну же! Ну давай! Шабан уперся ногой во вторую вагонетку. Ага! Еще раз! Кажется, пошла. Главное, не останавливаться, толкать и толкать, вогнать эту тяжесть тоннелю в глотку, дальше она пойдет сама, там уклон. А здесь подъем, здесь тяжко и воздуха нет. Где воздух? Дышишь какой-то ватой… Шабан сорвал с лица дыхательный фильтр, швырнул под ноги. Вот так-то лучше. Ну же! Ну, еще!..
Вагонетка скрипнула и остановилась. Шабан вытер лицо рукавом и пнул вагонетку ногой. Пот на лице лез из всех пор, ладони были в ржавчине. Нет, так не пойдет. Он поискал глазами по сторонам. Один из убегунов куда-то исчез, зато второй все так же сидел на рельсе и смотрел на вагонетку тусклым взглядом. Экземпляр был молодой и еще крепкий, видно, работал в тоннеле недавно. Чтобы привлечь внимание, Шабан плюнул в его сторону.
– Эй! Поди сюда.
Пришлось еще прикрикнуть. Убегун, вытянув выдвижной рот, хлопнул губами.
– А что мне за это будет? – голос у него был тягучий и гнусавый, как при насморке – мешало неприспособленное для речи строение носоглотки.
– Шею сверну. Поди сюда, я сказал.
Убегун осклабился совсем по-человечески, с хлюпаньем втянул свой рот и отвернулся. Кажется, он сообразил, что пугают не всерьез, и наслаждался. Должно быть, в тоннеле его иногда баловали подобными шутками. Уж чему-чему, зло подумал Шабан, а своему юмору мы их научили!
– Смотри, – сказал он. – Это лучевой пистолет. А теперь смотри на тот камень. Ты все понял? Надо еще повторить?
Камень шипел и шкворчал, ярко полыхал покрывавший его лишайник, вокруг расползающегося огненного пятна текло и пузырилось, – и вдруг с гулким хлопком камень лопнул и развалился на несколько кусков. Шабан убрал палец с курка и повел стволом в сторону убегуна:
– Живо.
Вдвоем пошло веселее. И – раз! – кричал Шабан, наваливаясь на вагонетку. – И – два!.. – Колеса уже не скрипели, они победно пели на высокой ноте: вагонетка разгонялась. – Вперед!.. Толкай, слышишь! Сильнее! Кто так толкает, гад? Убью! Вот так надо! И еще р-раз! Хорошо!.. Вагонетка подпрыгнула на клацнувшей стрелке, покачнулась, и у Шабана упало сердце. Вот он – тоннель, теперь ее уже не остановить… Впер-ред! Еще раз! Не-ет, от толчка заряды не сдвинулись, это было бы слишком несправедливо, они просто не могли сдвинуться, не имели права, я это чувствую… Теперь хватит. Скорость еще небольшая, но дальше эта ржавь пойдет в разгон. Пора.
