Глава 17. Навстречу потоку и по течению
Мы попрощались с Молькино, с полигоном и суровыми, но добрыми сербами. Вернее, это я простился, а Василий Иванович с Гораном уже минут пятнадцать беседовали под сенью леса на границе лагеря, по ту сторону железнодорожных путей. А по эту сторону мы с Викой готовили автомобиль Ерёменко к дальней поездке: сложили задние сидения, равномерно распределили багаж, так чтобы можно было относительно комфортно отдыхать в едущей машине. Нам предстояло как можно скорее добраться до Санкт-Петербурга. Моя стажировка закончилась так же неожиданно, как и началась.
А в самом городе на Неве в эти минуты происходило шокирующее событие. Стало известно, что происшествие в порту имело все признаки теракта с применением радиологического оружия. Мелкодисперсный порошок, попавший в воздух, оказался отравлен радиоактивными элементами и за короткое время накрыл длинной полосой десятки кварталов Кировского района. Шла эвакуация людей из заражённых участков, военные устанавливали оцепление. По предварительным данным, никто не погиб, но учитывая природу заражения, данный факт не сильно утешал.
Васильевский остров не пострадал, но и оттуда, по слухам, вывозили людей, оцепляли территорию наглухо. Ни нам с Викой, ни нашим близким пока ничто не угрожало, но тревога и подавленность не отпускали – лично мне постоянно напоминая о себе напряжением в районе диафрагмы. Никто не разговаривал, каждый занимался своим делом, каждый пытался осмыслить произошедшее. Когда мы созванивались с Ерёменко в первые минуты после получения рокового сообщения, на мой вопрос: «Что? Началось?» Василий Иванович ответил не вполне уверенно, но в целом утвердительно. После чего я предупредил родителей и всех знакомых, до кого смог дозвониться. В поступивших из Фонда инструкциях в том числе содержались рекомендации: «Сотрудникам и их родным и близким покинуть пределы населённых пунктов с населением более миллиона человек».
Наконец Ерёменко крепко обнялся с сербом и пошёл назад, широко шагая через рельсы. Горан махнул на прощанье рукой и скрылся в густой растительности. Чуть дальше по железнодорожному полотну на состав грузилась военная техника.
Запастись продовольствием решили в одном из крупных торговых центров в окрестностях Краснодара, не заезжая в сам город. Набрали не только еды и питья, но и походных принадлежностей в виде лёгких спальников, газовой горелки и прочих мелочей. Идти условились дальнобоем, без ночёвок и долгих остановок. И хоть путь предстоял не такой сложный, Ерёменко неоднократно напоминал: «Надо быть готовым ко всему».
За покупками отправились мы с Викой, а командор, как я про себя прозвал Ерёменко на время поездки, остался в машине, опасаясь за свой помповый дробовик, который был частью его командировочного имущества. Ерёменко тоже покидал насиженное место в благодатном южном регионе.
В итоге в багажнике внедорожника, объединённом с салоном, оказалось место не только для горы вещей, но и для отдыха. Не очень просторно, но могло быть и хуже. Спать пока не хотелось, однако Василий Иванович напомнил, что к концу дня кто-то должен будет сменить его за рулём, и я отправился в багажник навёрстывать упущенный прошлой ночью отдых. Вика осталась пока за штурмана и, не теряя времени даром, завела беседу на мучавшую её тему происхождения и смысла жизни. Из-за плотного графика тренировок по тактике я так и не смог выполнить обещание лично расспросить Ерёменко по данному вопросу. Поэтому наша спутница сама взяла быка за рога.
– Удивительно, что вы так долго продержались, – усмехнулся командор, оглянувшись на меня, лежавшего у подножия горы сумок и чемоданов. – Обычно такие вопросы начинают звучать незамедлительно. На что я отвечаю: «Нет. Такой информации нет. По крайней мере, в открытом доступе». А чем тебе не нравится, к примеру, старый добрый креационизм?
– Нас так воспитывали, – задумалась Вика. – Если вы о божественном происхождении, то я лично допускаю его. Но многие воспринимают библейскую историю как миф.
– Креационизм не миф, а теория – такая же, как и любая другая. Кто считает, что жизнь могла зародиться из случайного взаимодействия химических элементов, тот верит в биохимическую эволюцию; кто признаёт, что нас создал разум некоего высшего существа, тот верит в него. Но повторюсь, фактами мы пока не располагаем.
– А будут факты? – спросила Вика не столько у Ерёменко, сколько у высшего разума. – Некоторым нужны доказательства, чтобы верить.
– Доказательства? А ты сходи на войну, а потом скажи мне, что Бога нет, – ухмыльнулся командор. – Вопрос только в терминологии: что конкретно каждый понимает под словом «Бог». Расцвет атеизма обычно приходится на сытое, мирное время. Когда отдельные личности преисполняются уверенности в собственной значимости. Но когда цена жизни и убеждениям падает ниже нуля, тут уж волей-неволей вспоминается «Отче наш».
После слов о войне все притихли. Я лежал молча и был несколько удивлён таким разносторонним развитием бывшего наёмника, а ныне инструктора по тактической подготовке. Командор, видимо, понял, что хватил лишку, и попытался разрядить обстановку.
– В общем, не буду ходить вокруг да около, – продолжил он, обращаясь к Вике, – согласно летописям, принято разделять происхождение разумной и неразумной жизни. При том что так называемая неразумная жизнь всё равно рассматривается как часть некоего замысла, читай разума. А отдельной темой идёт происхождение обоих типов жизни конкретно на Земле. И если по первым вопросам ответов пока нет, то по земным делам выходит, что человек появился здесь сразу в своём теперешнем виде. О чём свидетельствуют древнейшие легенды и археологические находки. Причём мы не просто, допустим, прилетели и стали жить, а ещё и привезли с собой флору и фауну, так как ДНК живых существ имеют много общего. Хочется надеяться, что мы не инопланетные завоеватели и не уничтожили то, что здесь было до нас. Кстати, важно, что понятие разумной жизни не ограничивается биологическими рамками. По крайней мере, я так истолковал прочитанное. Сойдёт тебе такой ответ?
– Понятно, что ничего не понятно, – пробубнила Вика.
– В этом-то и подвох! Разум наш – и великий дар, и наказание. Да и как можно понять и судить о том, о чём у нас нет никаких начальных представлений? Кстати, на этот счёт есть интересная байка. Заключается она в предположении, что американские индейцы доколумбовой эпохи не могли видеть подошедшие к их берегам испанские корабли, так как в их мозгу не было образов, с которыми их разум мог бы сопоставить увиденное. Как считаешь, возможно такое?
– У меня есть версия! – подскочил я, не в силах пропустить уже знакомую байку мимо ушей. – Мне кажется, вам должна быть знакома фамилия Черенов.
– Черенов?! – обернулся ко мне с округлившимися глазами Василий Иванович, да так, что автомобиль начало уводить на обочину.
Вика вскрикнула. Ерёменко выровнял траекторию и сжал покрепче руль.
– Да, Черенов, – подтвердил я, уже с опаской. – Глава службы безопасности Фонда.
– Знал я одну личность с такой фамилией, да рад был бы не поминать, – процедил сквозь зубы командор. – Глава, говоришь? А с чего это ты вдруг интересуешься?
