Аналогичные показания были получены и от арестованного Троицкого.
Сталин совместно с Орджоникидзе и Ворошиловым решили проверить показания Какурина и Троицкого в отношении Тухачевского. В этих целях Какурину и Троицкому была дана с Тухачевским очная ставка, на которой они подтвердили свои показания. Опрошены были также видные военные деятели Гамарник, Якир и Дубовой, хорошо знавшие Тухачевского по совместной работе в РККА. Решение об аресте Тухачевского тогда принято не было.
Протоколов очных ставок Тухачевского с Какуриным и Троицким не сохранилось, не обнаружено также каких-либо других документов, характеризующих эти очные ставки. Нет в архивах и записей бесед Сталина, Орджоникидзе и Ворошилова с Гамарников, Якиром и Дубовым. Однако обо всем этом можно судить по заявлениям Сталина и Ворошилова на заседании Военного Совета при НКО в июне 1937 г. Во время выступления на этом заседании Щаденко Сталин и Ворошилов прервали его следующими репликами:
«Сталин: Мы обратились к т.т. Дубовому, Якиру и Гамарнику. Правильно ли, что надо арестовать Тухачевского как врага. Все трое сказали нет, это, должно быть, какое-нибудь недоразумение, неправильно.
Ворошилов: Мы очную ставку сделали.
Сталин: Мы очную ставку сделали и решили это дело зачеркнуть. Теперь оказывается, что двое военных, показавших на Тухачевского, показывали правильно…».
Однако утверждение Сталина о правильности показаний Какурина и Троицкого никакими другими данными не подтверждается.
Какурин, участник гражданской войны, во внесудебном порядке в 1932 г. был осужден к расстрелу, с заменой в последующем 10 годами лишения свободы; содержался в строгой изоляции и умер в 1936 г. В настоящее время он реабилитирован.
Троицкий в 1930 г. был осужден к 3 годам ссылки и с того времени негласно сотрудничал с органами НКВД. В 1938 году по вновь сфальсифицированным материалам он был арестован как участник военного заговора, возглавляемого якобы Тухачевским. На следствии Троицкий подтвердил показания, данные им в 1930 году, об антисоветских настроениях Тухачевского и заявил:
«… Вернувшись из Турции, я восстановил связи с Тухачевским и Какуриным. У Тухачевского я сделался частым гостем. У него собирались почти каждый день и хотя о какой-либо политической группировке не было и речи, но все члены компании молча соглашались друг с другом, что центром объединения является Тухачевский и его политическое будущее. За период 1926–1930 гг. я являлся агитатором достоинств Тухачевского. Восхвалял при всех удобных случаях его таланты, хотя и чувствовал его контрреволюционную сущность, говорю “чувствовал”, потому что он был слишком осторожен, да и нас считал, вероятно, недостаточно крупными величинами, чтобы высказываться о своих дальнейших планах. В 1930 году я был арестован. Длинные и тяжелые переживания и размышления привели меня к тому, что я решил раз и навсегда отмежеваться от всякой контрреволюции и разоружиться перед Совластью. Я дал показания о Тухачевском и его окружении и подтвердил их на очной ставке с Тухачевским в присутствии тт. Сталина, Ворошилова, Орджоникидзе и др. членов Политбюро…».
На заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 11 мая 1939 года Троицкий виновным себя не признал, от прежних показаний отказался, заявив, что вынужден был говорить неправду по принуждению. Будучи осужденным к расстрелу, Троицкий в кассационной жалобе от 12.V.1939 г. по этому поводу писал:
«Мои показания давались в суровой обстановке 5-месячного пребывания моего в Лефортовской тюрьме, которая ослабила во мне способность бороться за правду даваемых мною показаний и заставила во многих случаях подписывать в протоколах не те формулировки своих ответов, которые отвечали действительности, а те, которые предлагало следствие».
Как было отмечено выше, много видных военных специалистов в 1930 г. было арестовано по делу, именуемому «Весна». Обвинения, выдвинутые против этих лиц в антисоветской деятельности, были ложными, сфабрикованными. Это установлено в настоящее время по большому количеству дел, все осужденные по которым реабилитированы. Однако несостоятельность обвинений лиц, осужденных по делу «Весна», была известна и в 1930–1931 гг. Так, например, от арестованного по делу «Весна» преподавателя Военной академии Бежанова-Сакворелидзе в ОГПУ были получены показания, что в состав Московского контрреволюционного центра входили Пугачев С.А. и Шапошников Б.М. На очной ставке, проведенной 13 марта 1931 г. в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова и Орджоникидзе, Шапошников и Пугачев изобличили Бежанова в клевете. В связи с этим Пугачев в тот же день был освобожден из-под стражи. Ряд других военачальников, в том числе Шапошников, Каменев С.С. и некоторые другие бывшие офицеры старой армии, вообще не арестовывались, хотя на них тоже имелись показания арестованных.
Отдельные руководящие работники ОГПУ, в их числе Мессинг, Бельский и Евдокимов, еще в 1931 г. считали дела на военных специалистов «дутыми», искусственно созданными и выражали недоверие к показаниям арестованных. Однако эти сигналы не получили правильной оценки. Более того, в этом усматривали «групповую борьбу против руководства ОГПУ». В связи с такой обстановкой указанные лица были освобождены от занимаемых должностей. 6 августа 1931 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об изменениях в составе ОГПУ и перемещениях некоторых членов коллегии ОГПУ на другую работу.
В тот же день Сталиным было подписано директивное письмо, адресованное секретарям ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов партии, в котором указывалось:
«Поручить секретарям национальных ЦК, крайкомов и обкомов дать разъяснение узкому активу работников ОГПУ о причинах последних перемен в руководящем составе ОГПУ на следующих основаниях:
1. Тт. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника секретно-оперативного управления… на том основании, что…
б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно не соответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является “дутым делом”;
в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ… ЦК отметает разговоры и шушуканья о “внутренней слабости” органов ОГПУ и “неправильности” линии их практической работы как слухи, идущие, без сомнения, из враждебного лагеря и подхваченные по глупости некоторыми горе-“коммунистами”».
Характерно, что тогда же решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 августа 1931 г. Реввоенсовет СССР лишался права давать особому отделу задания и осуществлять контроль за их выполнением, «с тем, чтобы особый отдел был непосредственно подчинен ОГПУ».
Один из руководящих советских военных работников, в прошлом офицер царской армии Верховский, арестованный еще в 1931 г., в письме на имя Ворошилова, пересланном 5 января 1935 г. Сталину, описывал факты нарушения законности, которыми сопровождались следствие и судебный процесс по его делу. Верховский указывал, что ему прямо было заявлено, что если не даст показаний о своей антисоветской деятельности и преступлениях его знакомых из числа военнослужащих, то его ждет неминуемый расстрел. Верховский в течение 11 месяцев подвергался изнурительным допросам, содержался в невыносимых тюремных условиях. В своем письме Верховский писал также:
