«В камере три раза посещали представители прокуратуры, которым я делал заявление о том, что следствие ведется так, что правду выяснить оно не может. Прокуратура не находила нужным даже выслушать меня.
По всему ходу следствия становилось ясно, что никто совершенно не интересуется правдой, что меня хотят насильно заставить дать ложные показания.
Если к этому прибавить создание полной беззащитности и внушаемое следствием убеждение, что партия требует от меня дачи этих ложных показаний во имя каких-то неведомых целей, то станет ясно, что заставило целый ряд лиц, которых следствие связало в одно со мной дело, дать ложные показания и оговорить меня».
Таким образом, имевшиеся в отношении Тухачевского и других военачальников агентурные и следственные материалы об их якобы антисоветской деятельности в процессе следствия по делу ряда арестованных в 1930–1931 гг. бывших военных специалистов подтверждения не нашли. Тем не менее органы НКВД продолжали заниматься сбором различного рода агентурных и других материалов, компрометирующих Тухачевского. Его разработкой продолжала упорно заниматься платный агент НКВД СССР Зайончковская, которая умышленно распространяла клеветнические измышления. Руководствуясь низменными соображениями, Зайончковская начиная с 1931 г., вновь начала поставлять в органы НКВД различные клеветнические сведения, порочащие не только Тухачевского, но и многих других руководящих военных работников — Шапошникова, Якира, Путну, Уборевича, Ворошилова и Буденного.
По заданию НКВД СССР Зайончковская продолжает поддерживать связь с названным выше Гербингом. В марте 1934 г. она, например, доносила:
«Гербинг говорит, что ему известно, что существует заговор в армии, точнее среди высш. комсостава в Москве и еще точнее среди коммунистов высш. комсостава. Заговор имеет пока целью убийство Сталина, уничтожение существующего сейчас Политбюро и введение воен. диктатуры. Конкретная работа заговорщиков должна начаться в недалеком будущем. Происходящие в данное время аресты — последние конвульсии ГПУ не могут беспокоить армию, т. к. в ее среде безусловно не могут теперь иметь место аресты».
2 мая 1934 г. Зайончковская донесла, что 30 апреля 1934 г. она посетила Гербинга, который снова заявил ей о существовании заговора в РККА:
«В командном составе Красной Армии, по словам Гербинга, в самых верхах имеется уже реальная измена соввласти со смягчающими ее конкретность видоизменениями по нисходящей линии. Помимо этого, в командном составе Красной Армии идет совершенно самостоятельное, самобытное, так сказать, явление в виде скрытого кипения».
В этой же беседе Гербинг якобы еще сказал:
«Что такое большевики для русской армии? Это не враги, а тот, кто не враг, тот уже по существу и не большевик. Тухачевский — не большевик, им никогда и не был, Уборевич — тоже. Каменев тоже. Не большевик и Буденный. Но их выбор, ск[азал] как бы про себя Герб[инг] пал на Тухачевского».
Донесения о Тухачевском и других видных военных деятелях Зайончковская поставляла не только со слов иностранцев. Как отмечалось, она с 1933 г. активно собирала различные слухи о них от своих знакомых, писала в сводках свои личные домыслы, порочащие не только отдельных военных командиров, но и некоторые советские организации и учреждения.
Дело с подлинными донесениями Зайончковской в связи с истечением срока хранения уничтожено, но и из сохранившихся копий этих донесений установлено, что она на протяжении более чем 10 лет представила в ОГПУ-НКВД значительное количество сообщений, компрометировавших Тухачевского, Якира, Уборевича, Каменева С.С., Путну, Шапошникова, Буденного и многих других специалистов Советской Армии.
Будучи арестованной в 1937 г., она на допросах и в своих собственноручных показаниях выдавала в качестве своих заслуг тот факт, что систематически доносила в ОГПУ-НКВД о якобы имевшемся в РККА военном заговоре и сообщала порочащие сведения о Тухачевском и других. По этим вопросам Зайончковская, в частности, показывала:
«Приблизительно с 1933 г. сообщала о предательской работе Шапошникова (быв. нач. Академии им. Фрунзе в Москве, потом ком. войск Ленинграда)…
С 1932 г. со времени моей поездки с Гаем в Ленинград я по ленинградским материалам обращала внимание Гая на Корка, Путну, Криворучко и др. менее видных военных».
«В 1933 году меня посылал Сосновский в Ленинград под именем “Веры Павловны Николаевой” для того, чтобы я выяснила настроения среди командного состава РККА, а также и среди бывших офицеров царской армии… В Ленинграде я пробыла дней десять. О настроениях командного состава мною была написана сводка, принятая Гаем, где освещались разговоры о создавшейся организации, захватившей руководство в свои руки. Тогда же мне было известно, что в эту организацию входят ответственные работники парторганов — Шарангович, а из военных Путна, Корк, Эйдеман, Сергеев Е., Фельдман и др. Я Гаю писала, что проскальзывают слухи о якобы готовящемся террористическом акте. Тогда я не могла точно знать, над кем готовится теракт. Впоследствии мне из газет стало известно, что убит был Киров.
Для полного освещения этой группировки я Гая просила, чтобы еще побыть некоторое время в Ленинграде, но он не разрешил.
Тогда я там же связалась с женой Шаранговича, с которой встретилась я в Москве во время ее приезда из Ленинграда в Москву. Шарангович должна была меня связать с Корком, Путной, но связь не состоялась, так как Сосновский Шаранговича арестовал. После этого все нити к разработке Корка, Путны и др. порвались.
С Сосновским я разрабатывала Халепского — начальника мотомех. частей.
Сосновскому в своих сводках о Халепском я писала, что он создает группировку в частях Красной Армии, которая принадлежала к линии Тухачевского и была сторонниками немцев.
Сведения о такой группировке мною были получены от Готовского Александра Николаевича — полковника, преподавателя Военно-инженерной академии, от Матуля М.А. — помощника Халепского и от его жены».
Изучение в настоящее время донесений Зайончковской показывает их провокационный характер. Многие ее донесения были фантастическими, надуманными, совершенно неправдоподобными. Такого мнения об агентурных сообщениях Зайончковской придерживались многие работники НКВД СССР даже в те годы. Например, в одном из донесений от 9.XII.1934 г. Зайончковская сообщала, что контрреволюция внутри страны в армии опирается на бывших офицеров и что «из среды военной должен раздаться выстрел в Сталина… Выстрел этот должен быть сделан в Москве и лицом, имеющим возможность близко подойти к т. Сталину или находиться вблизи его по роду своих служебных обязанностей».
Прочитав это донесение, бывший начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Гай 13 декабря 1934 г. написал:
«Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума. Вызвать ее ко мне».
Однако этот заведомо ложный агентурный материал продолжал концентрироваться в НКВД, а с агентами-провокаторами типа Зайончковской поддерживалась постоянная связь.
По своему содержанию сводки Зайончковской неконкретны и противоречивы. Сведения, сообщенные ею в этих донесениях, исходят не со слов Тухачевского, с которым она не встречалась с 1923–1924 гг., а со слов третьих лиц. Об этом Зайончковская писала еще в декабре 1928 года:
