Еще в самом начале работы «Сюрприза» с советской разведкой в ОГПУ высказывались сомнения в правдоподобности его сообщений. В связи с этим в берлинскую резидентуру в январе 1933 г. была послана из Центра телеграмма следующего содержания:
«Вносим разъяснение нашей директивы. Развитие дела “Сюрприза” внушает нам опасения по той причине, что сообщение о способе получения материалов, сами материалы, а также факт подслушивания малоправдоподобны».
В отношении сообщения «Сюрприза» от 19 января 1933 г. о «военной партии» в СССР работник резидентуры «Эрих» написал в Центр, что оно «…носит довольно странный характер, вернее сказать, несерьезный. Я охарактеризовал эти сведения “А 270” как болтовню…».
«Эрих», высказывая далее сомнения в ценности источников информации, которыми пользуется «Сюрприз», писал:
«…как “Сюрприз”, не работавший непосредственно в Абвере, может узнать настоящие фамилии агентов в чужой стране просто так? Ведь нельзя допустить, что в Абвере дела поставлены так скверно, что “Сюрприз”, являющийся только экспертом по делам авиации, не получающий даже от министерства (рейхсвера) жалованья (только за отдельные поручения), австриец, ставший несколько лет тому назад германским подданным, может так легко от отдельных работников узнавать такие строго конспиративные данные…»
Для характеристики «Сюрприза» обращает на себя внимание и то обстоятельство, что он имел связи с русскими эмигрантами. Сообщая об этом в ОГПУ, «А-270», подчеркивал, что «Сюрприз» «…хотя специальную работу среди них не ведет, все же обо всем, что узнает от них в частных разговорах, сообщает в Рейхсминистериум».
Весной 1933 г. после смерти «А-270» связь ОГПУ с «Сюрпризом» была потеряна и все попытки восстановить ее окончились неудачей.
Содержание донесений, изложенных выше, облик и поведение представивших эти донесения агентов позволяют судить о «ценности» и «надежности» полученных ОГПУ сведений из Германии. Можно сказать, что все эти сведения были частично сознательной дезинформацией, выдуманной самими агентами, частично дезинформацией, поступившей из германских нацистских и военных разведывательных органов, частично дезинформацией, обусловленной различными слухами и сплетнями о Советском Союзе и его военачальниках, имевшими хождение в белогвардейской и буржуазной прессе, среди белоэмигрантов и многих других лиц, враждебно настроенных по отношению к СССР. Важную роль в создании слухов о заговоре в Красной Армии и распространении этих слухов сыграли, как это подчеркивалось выше, компрометирующие данные, слегендированные против Тухачевского и других военачальников органами ОГПУ по известным делам «Трест», «Синдикат-4» и некоторым другим.
Проверка материалов о так называемом военно-фашистском заговоре показывает также, что дезинформация о Красной Армии фабриковалась и распространялась не только органами германской разведки. Этими методами не брезговали и сами руководители гитлеровской Германии, нацистской партии и рейхсвера. Так, в публичных выступлениях Гитлера, Геринга и других фашистских лидеров, в беседах с политическими и государственными деятелями других стран ими всячески навязывалась и подчеркивалась мысль о противоречиях в руководстве ВКП(б) и советском правительстве, о стремлении Красной Армии свергнуть Сталина и его окружение, о существовании в СССР профашистских элементов, работающих на пользу Германии.
В архивах Сталина обнаружены и некоторые другие документы, подтверждающие стремление германских разведывательных органов довести в начале 1937 г. до Сталина дезинформационные сведения о Тухачевском. К таким документам можно отнести письма корреспондента «Правды» в Берлине А. Климова (настоящая его фамилия — Кантор), которые в то время направлялись Сталину редактором «Правды» Мехлисом.
16 января 1937 г. Мехлис прислал Сталину следующую выдержку из письма Климова, направленного им Мехлису из Берлина:
«IV. Мне стало известно, что среди высших офицерских кругов здесь довольно упорно говорят о связях и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии в Москве.
Этим делом по личному поручению Гитлера занимается будто бы Розенберг. Речь идет о кружках в Кр. Ар., объединяющих антисемитски и религиозно настроенных людей. В этой связи называлось даже имя Тухачевского. Агитация идет по линии освобождения русского народа от «еврейского ига». В антисоветской газетной кампании фашистской печати эта нота особенно сильна.
Источник, на который сослался мой информатор: полковник воздушного министерства Линднер. Он монархически настроенный человек, не симпатизирует нац.-“«соц.”, был близок к Секту и принадлежит к тем кругам военных, которые стояли и стоят за соглашение с СССР».
Письма Климова направлялись Мехлисом Сталину и после расстрела Тухачевского. Так, 2 июля 1937 г. Мехлис направил Сталину и Ежову сопроводительное письмо, в котором отмечал, что берлинский корреспондент «Правды» Климов, «посылавший в свое время информацию о Тухачевском», прислал сейчас еще два письма, заслуживающих внимания. Эти письма Мехлисом были приложены к сопроводительному письму.
В первом письме, написанном Климовым 27 июня 1937 г., рассказывается о двух беседах, которые имел его «информатор» с тем же Линднером по поводу процесса над Тухачевским. В этом письме Климов прежде всего напоминает, что за 3–4 месяца до процесса тот же «информатор» передавал ему содержание двух разговоров с Линднером о Тухачевском и германо-шпионских связях в Красной Армии. Как подчеркивает Климов, об этих двух разговорах он сообщал Мехлису.
Далее в своем письме Климов пишет, что еще до процесса Линднер сказал «информатору», что об аресте Тухачевского военные круги узнали в Берлине через несколько часов из телеграммы германского военного атташе в Москве, что у последнего такие «связи», которые обеспечивают такую быстроту сообщения о самых важных и секретных делах. В разговоре Линднер называл Тухачевского «немецким другом». Он сказал, что Тухачевский стремился учинить военный переворот. Вторая беседа с Линднером у информатора была после процесса и расстрела Тухачевского и других. По сообщению Климова, в этой беседе Линднер сказал, что хотя «германские военные круги и “потрясены” этим делом», устранение этих лиц не так еще страшно, «…так как у Германии остались еще в Кр. Армии “весьма влиятельные друзья”, которые будут работать и впредь в том же направлении».
Для оценки доброкачественности сведений, сообщенных Климовым, надо иметь в виду, что Линднер являлся одним из работников разведки военно-воздушных сил Германии. Анализ этих писем и их содержание дают основание считать, что они представляют собой дезинформацию, которую усиленно распространяла тогда германская разведка. Сам Климов был использован немецкой разведкой в качестве передатчика этой «дезы». Через Климова и Мехлиса эта дезинформация в промежуток между январем и июнем 1937 г. стала достоянием Сталина и Ежова.
В процессе настоящей проверки получен дополнительный, весьма интересный материал, раскрывающий провокационную деятельность германских разведывательных органов в отношении Тухачевского и других советских военачальников. Речь идет о деле «Виттига».
