Арестованный 14 августа 1936 г. комкор Примаков содержался в Лефортовской тюрьме в Москве и на протяжении 9 месяцев ни в чем не признавал себя виновным. В архиве Сталина сохранилось несколько заявлений Примакова, в которых он протестовал против его незаконного ареста. Однако, не выдержав тяжелых испытаний, Примаков 8 мая 1937 г. написал в Лефортовской тюрьме следующее заявление на имя Ежова:
«В течение девяти месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро перед т. Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Тов. Сталин правильно сказал, что “Примаков — трус, запираться в таком деле — это трусость”. Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд да обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 г., я связался с Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера и Путну — с Мрачковским и начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание».
Уступая домогательству следствия и пожеланиям Сталина, Примаков встал на путь обмана и самооговора. Уже на допросе 14 мая 1937 г. Примаков, называя своих «соучастников», сообщал о Якире:
«Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходил на пост Народного комиссара вместо Ворошилова… Считали, что Якир является строжайшим образом законспирированным троцкистом и допускали, что он — Якир — лично связан с Троцким и, возможно, он выполняет совершенно секретные, нам неизвестные самостоятельные задачи».
В тот же день протокол допроса Примакова был послан Ежовым Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу. В сопроводительном письме Ежов писал:
«Направляю первый протокол допроса Примакова от 14 мая с.г. Сообщаю: Гарькавый, Василенко, Туровский, Зюк, Гаврюшенко, Вележев, Савицкий, Смолин, Лапин и Ольшанский — арестованы. Прошу санкционировать арест: 1) Чанышева (командир 1-й Татарской дивизии); 2) Кошелева (начальник штаба 13 корпуса); 3) Кельбейна (командир 75 дивизии); 4) Казанского (бывший командир 5 стрелкового корпуса); 5) Бутырского (бывший начальник штаба КВО); 6) Клышейко (командир авиабригады); 7) Клочко (бывший военный атташе в Турции); 8) Зенека (начальник Ленинградской школы танковых техников)».
Продолжая «обработку» Примакова, органы НКВД 21 мая 1937 года сумели от него получить «собственноручные показания» о том, что во главе заговора стоял Тухачевский, который был связан с Троцким. Кроме того, на этом допросе Примаков назвал 40 видных военных работников участниками военно-троцкистского заговора в армии.
Мучительному ночному допросу был подвергнут и арестованный комкор Путна. 14 мая 1937 г. он был переведен из тюремной больницы Бутырской тюрьмы в Лефортовскую тюрьму, где его допрашивали в течение всей ночи. В результате Путна дал показания на Тухачевского и на 9 других видных военных работников как на участников военной антисоветской троцкистской организации.
16 мая 1937 г. Ежов направил этот протокол допроса Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу. В сопроводительном письме Ежов написал:
«Направляю протокол допроса Путны В.К. от 15 мая с.г. Путна показывает, что в 1935 г. он вручил лично Тухачевскому письмо от Троцкого с прямым предложением принять участие в троцкистском заговоре. Тухачевский после ознакомления с этим письмом поручил Путне передать, что Троцкий может на него рассчитывать. Путна называет как участников военной антисоветской троцкистской организации Примакова, Кузьмичева, Шмидта, Лапина — арестованы; Зенека — бывшего начальника Ленинградской военной школы танковых техников; Клочко — бывшего военного атташе СССР в Турции; Городзенского — бывшего начальника хоз. снабжения Приморской группы; Корнеля — бывшего работника ИНО ОГПУ и Адамовича — бывшего председателя СНК БССР».
О том, что Примаков и Путна на допросах подвергались физическому воздействию, показал на допросе 3 июня 1955 г. бывший сотрудник особого отдела НКВД СССР, член КПСС Бударев:
«Зам. начальника отдела Карелин и нач. отд. Авсеевич давали мне и другим работникам указания сидеть вместе с Примаковым и тогда, когда он еще не давал показаний. Делалось это для того, чтобы не давать ему спать, понудить его дать показания о своем участии в троцкистской организации. В это время ему разрешили в день спать только 2–3 часа в кабинете, где его должны были допрашивать, и туда же ему приносили пищу. Таким образом, его не оставляли одного… В период расследования дел Примакова и Путны было известно, что оба этих лица дали показания об участии в заговоре после избиения их в Лефортовской тюрьме».
Бывший заместитель министра госбезопасности СССР, член КПСС с 1932 г. Селивановский 10 декабря 1962 г. сообщил в ЦК КПСС:
«В апреле 1937 года дела Путны и Примакова были переданы Авсеевичу. Зверскими, жестокими методами допроса Авсеевич принудил Примакова и Путну дать показания на Тухачевского, Якира и Фельдмана. Эти показания Путны и Примакова послужили основанием для ареста в мае 1937 г. Тухачевского, Якира, Фельдмана и других крупных военных работников. Работа Авсеевича руководством Особого отдела ставилась в пример другим следователям. После этого Авсеевич стал эталоном в работе с арестованными. Так появился заговор в Советской Армии. После этого по указанию Сталина и Ежова начались массовые аресты крупных военных работников, членов ЦК КПСС, видных партийных и государственных деятелей».
Производивший допросы Примакова и Путны бывший работник НКВД СССР Авсеевич в своем объяснении в ЦК КПСС сообщил:
«…мне, как и многим другим сотрудникам, пришлось работать в Особом отделе НКВД в 1937–1938 гг., то есть в период массовых арестов военных работников, и принимать участие в допросах, а также избиении арестованных… На допросе вопросы и ответы формулировал Леплевский (начальник Особого отдела НКВД СССР), причем фамилии в протокол заносились те, что называл Примаков, но значение разговоров и встреч, о которых говорил Примаков, в формулировках усиливалось и возводилось в степень заговорщической деятельности. Таким образом были сфабрикованы показания Примакова на большую группу крупных военных работников».
«Арестованные Примаков и Путна морально были сломлены… длительным содержанием в одиночных камерах, скудным тюремным питанием… вместо своей одежды они были одеты в поношенное хлопчатобумажное красноармейское обмундирование, вместо сапог обуты были в лапти, длительное время их не стригли и не брили, перевод… в Лефортовскую тюрьму и, наконец, вызовы к Ежову их сломили, и они начали давать показания».
В середине мая 1937 г. были проведены новые аресты видных военных работников. Среди арестованных оказались начальник Военной академии им. Фрунзе командарм 2-го ранга Корк и назначенный заместителем командующего войсками Московского военного округа комкор Фельдман.
На первых допросах Корк, арестованный в ночь на 14 мая 1937 года, свое участие в антисоветской деятельности отрицал. Однако 16 мая его сопротивление было сломлено и Корк подписал на имя Ежова два заявления. Корк сообщал, что в организацию правых он был вовлечен Енукидзе, а военная организация правых включала и троцкистскую военную группу Путны, Примакова и Туровского. С военной организацией правых был связан и Тухачевский. Далее Корк писал, что основная задача группы состояла в проведении военного переворота в Кремле. Возглавлял военную организацию правых штаб переворота в составе его, Корка, Тухачевского и Путны.
