В 1927–1928 гг. в германской военной академии учились Якир, Уборевич, Эйдеман, в 1930–1931 гг. — Егоров, Белов, Дыбенко. Организацию штабной службы в германском рейхсвере изучали Путна, Фельдман, Мерецков, Штерн и другие; методику полевой подготовки немецких войск — Тимошенко, Горбачев; организацию авиации — Алкснис, Меженинов и т. д. Для ознакомления с германскими военными заводами выезжали Уборевич, Триандафиллов, Берзин (1930), Ефимов (1931). Для той же цели и для присутствия на маневрах в Германию ездили Тухачевский, Фельдман (1932). Кроме того, советскими военными атташе в Берлине были Корк с 1928 по 1929 г. и Путна с 1929 по 1931 г.
С приходом в 1933 г. Гитлера к власти сотрудничество с рейхсвером прекратилось, а немецкие генералы Гаммерштейн, Адам, Боккельберг и другие «восточные ориентанты», с которыми ранее встречались наши представители, были заменены.
Между тем в обвинительном заключении по делу Тухачевского и других о возникновении заговора утверждалось:
«В 1932–1933 гг. по прямым указаниям германского генерального штаба и его агента врага народа Л. Троцкого образовалась военно-троцкистская организация».
Все подсудимые в приговоре объявлялись руководителями военно-фашистской организации, деятельность которой «проводилась под непосредственным руководством германского генерального штаба и его агента — врага народа Л. Троцкого».
Суд признал также, что Тухачевский, Якир, Уборевич, Путна, Эйдеман и Корк, войдя в преступную связь с военными кругами Гамарника, систематически передавали германскому генштабу совершенно секретные сведения, представляющие важнейшую государственную тайну об организации, вооружении и снабжении Красной Армии, а польской разведке передали планы Летичевского укрепленного района.
При допросе в суде Якир и Уборевич отрицали обвинение в шпионаже. Так, на вопрос Дыбенко, обращенный к Якиру: «Вы, лично, когда конкретно начали проводить шпионскую работу в пользу германского генерального штаба?» — подсудимый Якир ответил: «Этой работы лично непосредственно я не начинал».
Когда Дыбенко спросил Уборевича: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким генеральным штабом?» — Уборевич ответил суду: «Не вел никогда».
На вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года. А Ваша шпионская деятельность — ее вы считаете антисоветской? Она началась гораздо раньше», — последовал ответ Тухачевского: «Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской…».
В материалах следствия и суда нет ни слова о вербовке немецкой, польской или иной иностранной разведкой кого-либо из обвиняемых. При этом за шпионаж в деле выдавались любые разговоры по военным вопросам с иностранцами при официальных встречах с ними. Признания подсудимых в шпионаже носили явно вымышленный характер, навязанный следствием. Даже при обосновании обвинения в шпионаже в обвинительном заключении и в приговоре приводилось лишь несколько фактов, да и то все они относились к Тухачевскому и в одном случае к Путне. Конкретных же фактов передачи Якиром, Уборевичем, Корком и Эйдеманом шпионских сведений в этих документах не приводится.
В приговоре без обоснования указано, что Тухачевский передал в 1932 г. начальнику штаба рейхсвера генералу Адаму сведения о вооружениях Красной Армии. Действительно, в показаниях Тухачевского в мае 1937 г. указывалось, что при встрече с Адамом во время германских маневров в 1932 г. он передал ему сведения о размере вооружений Красной Армии. Однако же в показаниях на следствии в июне 1937 г. и в суде о передаче Адаму таких сведений Тухачевский уже не упоминает. Следствие и суд не интересовались конкретным содержанием этих сведений, и сам он по этому вопросу показаний не давал. Что же касается показаний Тухачевского на следствии о том, что он будто бы выдал Адаму на банкете тайну о 150 дивизиях, которые в войне против Польши будут развернуты Советским Союзом, то в суде он пояснил, что Адаму он сказал иное, а именно что Красной Армией к тому времени уже было развернуто 150 дивизий. Сомнительно, чтобы Тухачевский мог вообще говорить о таких сведениях на официальном банкете. Но если предположить, что это количество дивизий было Тухачевским все же названо Адаму, как об этом сказано в показаниях на следствии от 1 июня и в суде, то такое сообщение Тухачевского надо считать прямой дезинформацией с его стороны, так как в действительности в тот период Красная Армия имела не 150, а значительно меньше дивизий, и в войне против Польши по оперативному плану 1931–1932 гг. предполагалось использовать лишь 94 стрелковых и 12 кавалерийских дивизий.
Следствие и суд обязаны были провести квалифицированную экспертизу по вопросу о том, соответствовали ли действительности эти сведения и представляли ли они, как иные «разглашенные» Тухачевским данные, о которых будет сказано ниже, государственную и военную тайну, но этого сделано не было.
Далее суд признал Тухачевского виновным в том, что он передал немецкому генералу Боккельбергу, приезжавшему в Москву в мае 1933 г., сведения о мощности ряда военных заводов. Показания, навязанные Тухачевскому следствием, не содержат никаких конкретных данных об этих военных заводах, а поэтому на основании их нельзя было вообще судить о том, содержали ли они военную и государственную тайну.
Присутствовавший при приеме Тухачевским Боккельберга и при посещении немецкими представителями военных заводов полковник Сухоруков (член КПСС с 1917 г.) объяснил:
«В мае 1933 г. в СССР приезжала группа офицеров рейхсвера для ознакомления с некоторыми заводами военной промышленности. Во главе этой группы стоял генерал Боккельберг — начальник вооружения рейхсвера. Это был ответный визит на осмотр военных предприятий военной промышленности Германии М.И. Тухачевским. Как обычно, программа показа была согласована с правительством, утверждена Наркомвоенмором. В числе объектов показа предусматривалось посещение 1[-го] авиазавода, 8[-го] артиллерийского завода и Тульского оружейного завода. Сопровождали группу Боккельберга представители Главного артиллерийского управления РККА и работники отдела внешний сношений… Во время осмотра… «гости задавали вопросы о производительности станков и цехов. Как правило, ответы давались в духе дезинформации. Но если допустить, что в некоторых случаях сообщались сведения, близкие к действительности, то они не могли раскрыть общей производственной мощи авиазаводов и артиллерийских заводов Советского Союза, т. к. даже такой завод, как 1[-й] авиационный, составлял малую частицу того, что авиапромышленность Союза создавала… По окончании осмотра завода Боккельберг был на приеме у К.Е. Ворошилова и у М.Н. Тухачевского. Визит и беседа с М.Н. Тухачевским происходили при сопровождении Боккельберга работниками отдела внешних сношений и никакой беседы ни один офицер рейхсвера, равно как и Боккельберг, с глазу на глаз с М.Н. Тухачевским не имел… По окончании визита Боккельберга был составлен отчет».
В своем докладе о поездке в СССР Боккельберг указывал:
«Вновь построенные промышленные предприятия всюду оставляют исключительно хорошее впечатление… Совместная работа с Красной Армией и советской военной промышленностью, учитывая грандиозность советских планов, крайне желательна не только по военно-политическим соображениям, но и по военно-техническим».
