– Это был мой промах, – сухо сказал он. – Но кто мог предвидеть? А насчет слежения… Может быть, вы не в курсе, что спутник туннельной ретрансляции, вообще говоря, многоцелевой?
Гость вытер платочком шею, скомкал его и отшвырнул.
– Я в курсе. Уже ясно, что спутниковое слежение нам ничего не даст. И вообще никакое слежение не даст ничего нового. Возвращайтесь, Гундер. Через восемьдесят пять часов прибудет «Рона», в челноке будет место для вас. Легенду отбытия оставляю на ваше усмотрение.
– Меня меняют?
– Нет. Разработка окончена. Возвращайтесь, это приказ.
– Подопечный?
– Зачистка вас не касается. Не хватит ли вопросов?
Изображение Гостя покрыла рябь – спутник-ретранслятор уходил за горизонт.
– Я оставляю за собой право апеллировать к вышестоящему руководству, – с ледяным бешенством сказал Шелленграм. – И прошу вас учесть, шеф, Гость, или как вас там, этим правом я воспользуюсь.
Легкая улыбка в ответ.
– Как вам будет угодно, Гундер. Впрочем, не советую.
– Времена меняются?
– Именно меняются. Повторите приказ.
– Прибыть в метрополию. Предоставить убрать подопечного кому-нибудь другому. Если, конечно, подопечный сдуру выживет в штрафниках.
Гость поморщился.
– Грубо, но по сути. Конец связи, Гундер.
Изображение исчезло. Предупреждающе пискнув, отключился защитный звуконепроницаемый кокон, протяжно скрипнула на ветру крышка иллюминатора. Мириады непонятных звуков, ежеминутно рождаемых океаном, пугающих новичков в теплых тропических водах, блуждали в зарядах снежной крупы, гасли в тумане. И если бы снежная пустота беззвездной ночи умела слушать, ей довелось бы услышать самое длинное ругательство, какое только может выдумать и произнести человек.
* * *
Даже в святая святых номер два – бункере управления, втором по значению помещении Поплавка после личных покоев Адмиралиссимуса – ощутимо попахивало дымком электросварки, неведомо как проникшим через вентиляцию. Даже здесь, правда, очень приглушенно, слышались звуки продолжающегося уже шестые сутки аврала.
Ходовая рубка – направо. Налево – «мозг» Поплавка, пропуск к которому имплантирован всего полудесятку тщательно отобранных и проверенных людей. Автоматика пропускной кабины дублирована усиленным постом внутренней гвардии.
Прямо.
– Нельзя будить! – шепотом кричал над ухом желтый от бессонницы адъютант в парадной форме и при кортике, пытаясь заслонить дверь тщедушным телом. – Господин ведущий эксперт, да поймите же, никак нельзя!
– Тогда разбуди его сам! – напирал Шелленграм. – Чего ждешь? А ну, с дороги!
Быть отодвинутым рукой адъютант не пожелал – мертвой хваткой вцепился в косяк. Не чеканил слова отказа – отвратительно шелестел, почти шептал, но стоял на своем твердо.
– Господин контр-адмирал только что лег… Четверо суток на ногах… Исключено… Приказано будить лишь в случае непосредственной угрозы Поплавку… Текущие вопросы уполномочен решать старший офицер, он вас примет…
– Драл я твоего старшего офицера, – орал Шелленграм так же, как орал когда-то на Прокне – не забылась привычка, – и тебя драл вместе с ним! Что? Корабельную полицию? Иди вызывай. Дорогу, сопляк! Где Курт?
– Кто там? – донесся из-за двери слабый голос. Адъютант позеленел. – Гундер, это вы?
– А кто еще? – с веселой яростью крикнул Шелленграм. – Я к вам по делу, Курт, а вы холуями загораживаетесь. Можно войти?
– Очень срочно? Лейтенант, кофе нам.
Желто-зеленый адъютант удалился. Шелленграм успел заметить, как выражение отчаянной решимости не пущать в заветную дверь хоть бога, хоть черта, хоть самого Адмиралиссимуса сменилось на его лице тупой усталостью, без остатка сожравшей эмоции. Вознегодует на хама он потом, а сейчас – спать, спать… Приткнуться бы ему где-нибудь. Бедняга…
Контр-адмирал Хиппель выглядел нисколько не лучше.
– Что случилось, Гундер? Простите, я в таком виде… – Он был в пижаме. – Спешное дело?
Большая овчарка, любимица контр-адмирала, вскочив с коврика в дальнем углу просторной каюты, настороженно обнюхала Шелленграма, вопросительно покосившись на хозяина. Подышав с высунутым языком, отошла, упала на лежанку животом и мордой, устремила в никуда тоскливый взгляд.
– Очень спешное, – сказал Шелленграм. – Мне нужно на Третий контрольный пост, прямо сейчас. Или на базу «Ураган», все равно. Транспортную платформу с пилотом в мое распоряжение. И общее указание о содействии.
Контр-адмирал Хиппель отчаянно зевнул.
– На какой срок?
– Думаю, на три-четыре дня. Возможно, больше.
– Сейчас вам лучше оставаться на Поплавке, Гундер. Не время нежиться в тропиках.
– Я знаю.
Контр-адмирал несколько раз моргнул, с силой сжимая веки.
– Простите… Зачем это?
– Нужно забрать там одного человека. Мы должны улететь отсюда вместе. Меня отзывают в метрополию, Курт.
– Вот как? Надеюсь, ненадолго, Гундер?
– Вероятно, навсегда.
Хиппель стал тереть ладонями виски.
– Жаль… Очень жаль расставаться с вами, Гундер. Да… о чем я хотел спросить… Что-то я не пойму: вам нужно четыре дня, чтобы слетать до Третьего контрольного и обратно?
– Не совсем так, – пояснил Шелленграм. – Этот человек – штрафник. Искать его в Гольфстриме, сами понимаете, бесполезно. Придется ждать, когда он сам выйдет на связь.
– Ничего не понимаю, – сказал Хиппель. – Зачем это вам?
– Мне нужен этот человек.
– Вот я и спрашиваю: зачем?
Явился желтый адъютант с двумя дымящимися чашками кофе на подносе. Глаза его были полузакрыты, как у совы в жаркий полдень. Адъютант спал на ходу. Сомнамбулически двигаясь, он поставил поднос на столик, покачнулся, но тут же справился с собой и вытянулся, ожидая приказаний.
– Благодарю. Вы больше не нужны. И проследите, чтобы нам не мешали.
Хиппель взял с подноса чашку, отхлебнул, обжегся и зашипел.
– Тяжко приходилось последние дни? – сочувственно спросил Шелленграм. Хиппель только взглянул в ответ. – Впрочем, извините меня, Курт, вопрос дурацкий. Сам вижу.
– Много вы там у себя в отделе видите, Гундер. Вы хотя бы представляете себе, что значит подготовить Поплавок к погружению? Он с той войны не нырял. А тут еще, как нарочно, этот желтый прилив…
– Будем нырять? – прищурился Шелленграм. – И вероятно, под лед? Так вот для чего вы притащили нас к полярному кругу, а, Курт?
