И все-таки воздух был свежее, чем в моей капсуле, это сразу почувствовалось. Странное сочетание: свежесть и затхлость.
С металлической дверью пришлось всерьез повоевать – открываться по-доброму она не желала, а когда неожиданно распахнулась, оглушив ржавым скрипом, я удивился, почему она не сорвалась с трухлявых петель и не придавила меня. Хлам, тлен, а вон там – явные следы давно затушенного пожара… Снится мне все это, что ли? Наверное, просто сплю и снится… Эй, люди!
За дверью оказался узкий прямой коридор длиной как минимум в пол-лодки. Еле-еле горело аварийное освещение, гулко отдавались шаги.
Никого. Некоторые двери, выходящие в коридор, были задраены наглухо, некоторые демонстративно распахнуты. И нигде ни единой человеческой души. Не автоматика же меня выловила, в самом деле, среагировав на SOS! Что-то я ничего не слыхал о подобной автоматике. На подлодке такого класса экипаж не может состоять меньше, чем из тридцати-сорока человек!
И вместе с тем механизмы работали, чуть-чуть вибрировал пол, и лодка куда-то шла. Слыхал я об одной такой лодке… и не верил в нее, конечно.
Пустота ощущалась в ней. Потерянность…
– Это что же, – сказал я вслух, холодея от догадки, и понизил голос до шепота, чуть только коридор ожил эхом. – Это куда я попал? На Сонную субмарину?!
Глава 5
…Открыв глаза, я некоторое время смотрел в потолок и пытался сообразить, где я нахожусь. Даже при скудном освещении было заметно, что потолок запылен до чрезвычайности, и это еще мягко сказано: местами с него свисали прямо-таки серые гирлянды, возле вентиляционных решеток колыхалась мочалоподобная бахрома, на стыках плит росли волосатые сталактиты, бугристые наросты пыли покрывали ошметки отслоившегося антикоррозийного покрытия, так что за всем этим запустением с трудом различался рисунок рифления – старомодный, но я такие видел. На Третьем контрольном в моем узилище был точно такой же.
Типичный боцманский кубрик. Тесно, но не так, чтобы очень. Узковатая, но отдельная койка. Здесь не спят на механизмах и друг на друге.
Стены выглядели не лучше потолка. Оглушенный сном, я несколько минут тщился понять, откуда здесь столько пыли. Ну, конечно: «сыплется» пластикат переборок, отшелушивается краска, «стареют» и рассыпаются полимерные уплотнители, а больше всего пыли дает, понятно, человек и его одежда: мертвые чешуйки кожи, выпавшие волосы, обрывки тканевых волокон с одежды… Значит, люди есть. Сколько же надо времени, чтобы так запустить помещение? Ясно одно: матросов-первогодков здесь нет и давно не было.
И тут я вспомнил, где нахожусь, и рывком сел.
– Выспался? – спросил старик. – Или еще поспать хочешь?
Я мотнул головой и посмотрел на него. Был он такой же, каким я его запомнил вчера (или позавчера?): маленький, как гном, и вдобавок сутулый, совершенно лысый, с изжелта-бледной кожей на голом черепе. Признаться, капитана Сонной субмарины я представлял себе иначе: этакий Ван Страатен с богатырским разворотом плеч, рыжей, пропахшей табаком бородищей и безумно вытаращенными глазами.
У этого были глаза, как у сушеной воблы, с выцветшей, едва заметной краснотой. Может быть, в свое время он считался альбиносом, а может быть – просто больные глаза. Плохое освещение да пыль…
Я содрогнулся, представив себе, как от случайного движения воздуха в кубрике геологические пласты пыли мягко отделяются от потолка, парашютируя мне на голову, и дал себе слово двигаться плавно.
– Здоров ты храпеть, – сказал старик. – А поспать дурак: двадцать два часа всего-навсего. Суток пять не дрых, наверное?
– Чуть меньше.
– Хорошо, что я тебя не застрелил, когда ты брякнулся, – любезно сообщил старик. – Думал, хитришь от большого ума, а ты просто заснул под прицелом! брык – пятки вместе, носки врозь… Уж извини за это помещение: тащить тебя в приличное место мне уже не по возрасту. И еще извини: я тебя обыскал. Сам понимаешь, пришлось.
– А, – сказал я. – Чего тут извиняться. Ну и каковы результаты?
Старик улыбнулся.
– Удовлетворительные. Чист, аки ангел небесный. Штрафник, как я понимаю?
Я кивнул. Несколько секунд старик ждал более развернутого ответа и, не дождавшись, примирился.
– Ладно, расскажешь, если захочешь. Не клещами же из тебя тянуть. – Он вздохнул. – Иди приведи себя в порядок. Гальюн налево по коридору, умывальник рядом. Потом приходи в ходовую рубку, она палубой выше, в…
– Я знаю.
– Ну? – Старик явно удивился. – Откуда?
– Это ведь лодка типа «Анаконда», верно? Ударный крейсер? Мы такие проходили, правда, вскользь. Необязательный курс истории матчасти, на всякий случай.
– Вот оно что, – протянул старик. – Тогда понятно. Давно с Земли?
– Год.
– Ну-ну. Потом расскажешь, как там теперь живут. А теперь иди. И учти: это не какая-то там лодка типа «Анаконда», это сама «Анаконда» и есть…
К моему удивлению, гальюн содержался в относительном порядке, зря я себе навоображал невесть что. Мыла, конечно, не нашлось, зато горячей воды было в достатке, хоть душ принимай, тем более что душ тут имелся, самый настоящий. Поколебавшись, я отложил это дело.
В ходовой рубке тоже оказалось прибрано. Скользнув взглядом по старику, явно меня ждущему (подождет!), я впился в экран допотопного монитора. Глубина погружения восемнадцать тысяч четыреста, курс 310, скорость всего-навсего одиннадцать узлов.
– Глубинника сразу видно, – прокомментировал старик. Горевший вполнакала матовый плафон отсвечивал на голом черепе. – Если тебе интересно знать, дополню: мы еще в Гольфстриме. Да ты к экрану не кидайся – ишь, рефлекс развил… Бояться нам нечего: у «Анаконды» постановщик помех такой, что и на «Черном Баклане» позавидовали бы, притом специально для Гольфстрима немного доработанный… Меня торпеды в Гольфстриме за своего держат, – старик хихикнул, – а штрафники, вроде тебя, не связываются с парной целью… Ладно, садись тут. Открываем час вопросов и ответов. Твое имя?
– Филипп.
– А полностью?
Я сказал полностью. Старик сморщился и комически замахал руками, отгоняя наваждение.
– Пусть будет просто Филипп Альвело. Латинос?
– Сам не знаю. Вроде того. А вы кто?
– Зови меня просто капитаном. Кстати, можно и на «ты». За что в штрафники угодил?
Ишь какой… Вынь ему ответ да положь на блюдечко. Вроде безвреден, но пока я не понял, как к нему относиться – обойдется.
– Пукнул при Адмиралиссимусе, – ответил я, вспомнив Богданова.
Старик фыркнул и посмотрел на меня укоризненно.
– Каждый второй так говорит. Ну, не хочешь, как хочешь…
Он был огорчен, это я ясно видел. И тогда – хотите верьте, хотите нет – я рассказал ему все, до корки. Незнакомому человеку и почти наверняка дезертиру! Лысому гному, капитану мифической Сонной субмарины!
