– «Магдалена», слышу вас. Обеспечить немедленную связь с комендантом базы не могу вследствие неисправности систем внутренней связи. Последствия аварии будут устранены в течение часа. Посылаю за комендантом нарочного. Посылаю нарочного. Повторяю...
– Ананке, слышу вас. Доложите причину и характер повреждений.
– «Магдалена», не слышу вас, сильные помехи. «Магдалена», не слышу вас...
– Ананке...
– «Магдалена», не слышу вас. Остаюсь на связи. Повторяю: не слышу вас...
Чего они надеются достичь столь пошлым приемом? Разве что встревожат экипаж корвета, и командир адмиральского судна, разумеется, доложит ее превосходительству о нештатной ситуации на базе – подозрительной ситуации! Не могу себе представить, как поступит Присцилла О’Нил: пренебрежет, приказав продолжать сближение и посадку по радиомаяку, – или, наоборот, предпочтет остаться на орбите, а то и от греха подальше уведет «Магдалену» в тень Ананке, в мертвую зону для наших ракет?..
Не хочу гадать и не стану.
Мой выход.
Я не телепортирую – много чести! – я попросту врываюсь в кабинку, удар дверью отшвыривает одного... о! тут их трое!.. Удар. Заячий вскрик. Захват. Мерзкий хруст шейных позвонков, и впрямь очень похожий на Тамерланову жульническую имитацию – но натуральный. Резкое зловоние чьего-то непроизвольно опорожнившегося кишечника. Еще удар – сомкнутыми пальцами в ямочку под кадыком. Второй труп.
Третий – тот, которого я ушиб дверью – сидит в уголочке и, кажется, намерен там остаться, побелел весь и челюсть отвалил, но продолжает с любовью ощупывать кочан головы. Эксмен, внимательный к своему здоровью. Ба, старый знакомый! Повезло тебе, парень, что сразу улетел в угол...
– И ты решил поиграть в эти игры? – сердито бросаю я Федору Шпоньке, технику по системам связи. – Чужая ведь игра, в такие игры играть уметь надо.
Шпонька силится что-то сказать, но только сипит, как испорченный ниппель. Кажется, мне удалось произвести на него впечатление.
Нет, так толку от него не добьешься. Шагая через тела – и тесно же здесь, телепортировать сюда и не получилось бы! – я сгребаю его за шкирку и ставлю на ноги. В левом боку вновь начинает ворочаться раскаленное железо – потревожил, черт...
– Где Мика? – свирепо рычу я в ухо Шпоньке, тут же вспоминая, что безвинный страдалец Мика Йоукахайнен давно отбыл свое наказание и быть в этой башенке никак не мог. – Где дежурный по базе?
На Шпоньку жалко смотреть.
– Я не убивал его! – отчаянным слезливым дискантом верещит он, заранее заслоняясь руками. – Его вообще никто не хотел убивать, хотели только запереть в кубрике, честное слово, а он рыпнулся...
Понятно.
– Кто его убил? Вот эти?
– Нет, – трясет головой Шпонька. – Эти нет... Другие... Он в лифтовой шахте, а они все там, возле реактора... хотят выкурить... тех...
– Кого? – ору я и вот-вот, кажется, заору нечленораздельно от боли в боку. Благим матом. – Кого выкурить? Пилотов? Старожилов? Из реакторного зала?
– В общем-то да... Только не все они там... кого-то перехватили. Некоторых заперли, а некоторых... того. А двух пилотов я сам видел, они с нами... то есть, я хотел сказать, что...
– С нами? С вами?!
– С ними, – находится Шпонька.
– А ты не с ними, что ли?
– Я – нет... Я не знаю. Ничего я теперь не знаю...
– Зато я знаю, – аспидом шиплю я, терпя боль, и нехорошие темно-лиловые медузы назойливо пляшут у меня в глазах. – Мало тебе тогда Лучкин морду начистил, если ты еще не понял! Вам, дуракам, нужна Присцилла О’Нил ради торга, а ему, умному, нужна только «Магдалена» и один пилот, потому что сам он всего-навсего техник. Шваркнет с орбиты по базе – и поминай как звали. Трех ракет вполне достаточно, даже двух, если ударить по этой котловине и по шахтам на той стороне. Взлететь он не даст никому. Потом дотянет до Цереры, вышвырнет в космос пилота и возопит дурным воем: ловите корвет ее превосходительства, а заодно и единственного верного эксмена, чудом спасшегося во время кровавого бунта, учиненного невыявленными радикалами из подполья!.. Ну, что молчишь? Неправда? А ну говори: неправда?
– Правда, но...
– Что «но»?
– Возможны другие варианты.
– С одним общим итогом: Лучкин переживет всех вас. Сдохнет в конце концов, это неизбежно, но сдохнет последним! Будет цепляться за жизнь, платя жизнями других. Нет?
– Да, – всхлипывает Шпонька.
– Так какого же рожна ты с ними, а не с нами? – ору я. – Мозгов лишился? Ты сам с ним дрался, с этой мразью, с подонком! Забыл уже? А? Или поверил в сладкую сказку? Ну? Отвечай!
– Да...
– Дурачок! Наивный дурачок. Дитя малое. Что, тоскливо стало? Очень жить захотелось?
Не могу я его больше держать – бок мешает. Пылает и, кажется, опять кровит.
Шпонька всхлипывает, уткнув лицо в ладони. Хороший, кажется, парень, но аморфный. Я его потом пожалею, дурака.
– А ну, брось ныть! Нашел время! – Я задираю рубаху. – Глянь-ка, что у меня тут... Эй, тебе говорю, плакса. Сам взбодришься или взбодрить?
Это действует. Утерев сопли и, по-моему, даже устыдившись немного, Шпонька принимается за дело. Тампон из скомканного пипифакса, крест-накрест приклеенный к телу липкой лентой – все, что я успел найти во время беготни с одного края базы на другой, – насквозь промок и перестал служить надежной заплатой. Пропускает.
Мне хочется изрыгать черные слова, но я лишь скриплю зубами, пока новоявленный эскулап суетливо отклеивает мою заплату, а отклеив и убоявшись, пытается приладить ее на место.
– Тебе к фельдшеру надо, – изрекает он наконец.
Глубокая мысль.
– Угу, – мрачно соглашаюсь я. – В процедурный кабинет. Вот что, помоги снять рубашку. Бери ее и режь на бинты, перевяжешь... Заточку возьми вон у этого!
Нет, я не боюсь его с заточкой. Он свой, он лишь поплыл по течению... сколько я видел таких плывущих! А ты греби, парень! И соображай, когда надо грести в команде, а когда одному, против течения и общих усилий, а если уж гребешь в команде, то выбирай себе команду сам...
Черт знает что, а не повязка. Но пока держит, и на том спасибо. Глотнуть бы чего-нибудь... хоть водки, хоть спирта, хоть подпольной сивухи из синтетической каши.
Стоп. А «Магдалена»-то молчит!
– Как связаться с кораблем?
Шпонька указывает на одну из панелей. Так и есть, одно из падающих тел впечаталось прямо в нее. Панель цела, но связи нет.
– Вон тот сенсор... Третий справа.
Жму что есть сил, будто это не сенсор, а тугая кнопка, а сам верчу головой, высматривая в черном ничто инородное тело... сверху нет, прямо нет, слева нет... вот оно!