– Чем это кончится – догадываешься? Смотрел «Сердце Анастасии»?
– Да! Да! Будет кровавая баня. Ну и что! Ты не хочешь умереть стоя? Если каждый из нас будет драться до последнего, если не только верховная власть, но и каждая баба поймет, что мы скорее трижды сдохнем, чем покоримся, тогда… – Мустафа делает сложные движения руками, ему не хватает слов.
– Часть перебьют, а остальные снова покорятся, – возражаю я. – Это так просто. Не всем нечего терять. Есть одна вещь, которую терять никому не хочется: жизнь. Любая. Хоть тяжелая, хоть рабская, хоть унизительная, но жизнь. Мы зальем мир кровью, но по преимуществу своей. Потом уцелевшие овцы вспомнят, что они все-таки не тигры, а власти снова сгонят их в эксменские кварталы и даже примут законы о каких-нибудь послаблениях… Так было всегда, так будет и на этот раз. Мы с тобой этого уже не увидим, да, по правде говоря, не больно-то и хотелось… А может случиться еще хуже, если восставшие доберутся где-нибудь до ядерных материалов и вирусных штаммов. Ты понимаешь, чем хочешь рискнуть? Не жизнями людей – жизнью цивилизации!
– Плевать! – шипит Мустафа. – Игра стоит свеч. А что предлагаешь ты?
– Ждать. Нас трое: ты, Федька, я, и у нас уже пятеро мальчишек, умеющих телепортировать. Когда их станет больше, когда они подрастут, цепную реакцию инициаций уже никому не удастся остановить. Мы постепенно подточим систему изнутри, и она рухнет без всяких кровавых бань. Разве не об этом мы договаривались?
– Я с тобой ни о чем не договаривался, – холодно и внушительно произносит Мустафа. – Ты сказал, я выслушал, вот и все. Мы не хотим ждать. Рабы скоро не смогут ждать. Восстание все равно неизбежно, и я хочу знать, с кем ты: с нами или с бабами?
– Я не с ними, но и не с вами. Я – между.
Мустафа громко фыркает. Если кто-то вдали прислушивается к ночным звукам, то ему, наверное, кажется, что в реке завелся гиппопотам.
– Тем хуже для тебя. Получишь с обеих сторон. Хорошо, я подожду еще немного, а ты подумай… Так не хочешь возглавить группу?
– Нет.
– Тогда я пойду. – Мустафа легко встает на ноги и первым делом вертит головой в поисках возможной опасности. Рефлекс. – К утру вернемся, жди.
– Ладно.
Внезапный крик козодоя волей-неволей заставляет вздрогнуть. Очень похоже на настоящую птицу, пронесшуюся над рекой с полным зобом комаров. Значит, группа готова к выходу, ждет Мустафу…
Или меня.
– Знаешь, когда ты испортился, Тим? – На несколько секунд Мустафа оборачивается, прежде чем исчезнуть в тумане. – Когда ты хотел залезть в ловушку, а мы с Федькой тебя не пустили. Наверное, это у тебя болезнь такая. Мой тебе совет: выздоравливай скорее.
Я молчу. А Мустафа как будто что-то чувствует.
Но зря он это сказал.
24
«…уже в июле обеспечит не менее двадцати процентов потребности в электроэнергии. Ожидается, что к концу года с вводом в строй новых объектов энергетики этот показатель удастся поднять до сорока пяти – пятидесяти процентов по сравнению с докризисным уровнем…»
Тим Гаев слушал новости.
Приемник в одном из набегов подцепил все тот же Шурка Воробьянинов. Он же добыл моток проволоки для наружной антенны. У парня был талант мгновенно выбирать самое ценное из того, что плохо лежит. Попросив приемник послушать, Тим едва отбился от предложения принять его в подарок. Жмотом Шурка не был – пожалуй, был расчетливо-щедр и, помня выгоду, не скупился на расходы. В патриархальные времена быть бы ему удачливым коммерсантом с широкой натурой, пионером новых начинаний и меценатом. Не прогорел бы.
«Сегодня Ассамблея одобрила список льгот, предоставляемых участницам добровольческих строительных, санитарных и правоохранительных отрядов, – вещала далее дикторша. – Эпидемия холеры в Екатеринославе локализована, однако город пока остается закрытым. Недавнее сообщение об эпидемии чумы в Астрахани не нашло подтверждения. Выявлены и госпитализированы лишь отдельные заболевшие. Из Тюмени и Нижневартовска сообщают о новых успехах в борьбе с тифом…»
Тим хмыкнул. Чего же они ждали после того, как скучили одних в подземных убежищах, а других выпустили из-под контроля? Конечно, будут эпидемии. Если какая-нибудь гадость может произойти, она происходит обязательно…
«Новости Конфедерации. Начаты работы по восстановлению Батанской плотины на реке Янцзы… Силами спецподразделений окончательно подавлены беспорядки в Тунисе и Триполи… Со дна Северного моря подняты еще два затопленных сухогруза… В Мексике землетрясение силой до семи баллов прервало восстановительные работы в районе Тихуаны… Верховная Ассамблея в Лиме большинством голосов отклонила законопроект о предоставлении ограниченных прав гражданства особо отличившимся эксменам, сочтя его противоречащим букве и духу законов Конфедерации. Национально-территориальным Ассамблеям предложено воздержаться от принятия законов, нарушающих исторически сложившийся статус-кво в отношениях с эксменами. От имени правительства на заседании выступила госпожа Кармен Оливейра, заявившая о неминуемости тяжких последствий всякого иного подхода к проблеме…»
Не было ни удивления, ни злости. Да, этого и следовало от них ожидать! Похоже на то, что они знают о назревающем взрыве, и готовятся к нему, и провоцируют его, намереваясь угостить бунтовщиков почище, чем при Анастасии, и угомонить эксменское стадо еще лет на сто… Разве очень трудно истребить полмиллиарда эксменов? Конечно, уменьшится число рабочих рук, причем именно тогда, когда они позарез нужны, зато это будут послушные руки, хорошо усвоившие урок. Наученное горьким опытом стадо само начнет выявлять и выдавать властям неблагонадежных…
Неужели Мустафа этого не понимает?
Выходит, что нет.
Новостей спорта и культуры в выпуске не было вовсе. Прогноз погоды сулил для Москвы прохождение фронта средиземноморского циклона, временами дожди и грозы с порывами штормового ветра при дневной температуре двадцать шесть – двадцать восемь.
Тим вздохнул и выключил приемник.
В «малой спальне», или «детской», догорала лучина, вставленная в трещину известняковой стены. Тим Гаев зажег от нее другую. Еле заметно тянул ветерок, унося углекислоту, а копоть на стене оставалась. Кто-то из детей нацарапал на ней смешных человечков. Высоковато. Наверное, один подсаживал другого.
Дети спали. Андрюшка, Генка, Илья, Матвей и Глеб, все под одним большим одеялом, пятеро инициированных «первенцев», сопящее во сне и чмокающее губами будущее нового мира. Зародыши, семена будущего. Генка самый старший, ему шесть лет, но он худ и мал для своего возраста. Матвей – младший, ему только три с половиной, зато он не боится темноты. А Генка и Глеб до сих пор боятся, для них-то и горит лучина…
Пусть горит. Не надо, чтобы кто-нибудь из мальцов проснулся и захныкал от страха. Пусть привыкают постепенно. Все страхи нашего мира надо мало-помалу перебарывать, а не загонять их вглубь. Всему свое время.
