– Купер? Давай быстро домой. Тебя никто ни в чем не обвиняет, и больше ты ни на один вопрос отвечать не будешь без меня и адвоката.
Адвоката. Мне нужен адвокат? Я вешаю трубку и обращаюсь к детективу Чангу:
– Отец велел мне уйти.
– У тебя есть такое право, – подтверждает детектив, и я жалею, что не знал об этом с самого начала. Может быть, он мне и говорил, но я, честно, не помню. – Но вот что, Купер: сейчас такие беседы ведутся в участке с твоими друзьями. Если кто-то из них согласится с нами работать, к нему будет совсем не такое отношение, как ко всем остальным. Я думаю, что это должен быть ты. Мне бы хотелось дать тебе шанс.
Я хочу сказать ему, что он не прав, но папа велел прекратить разговоры. Но я не могу заставить себя уйти, ничего не сказав. Поэтому я пожимаю детективу руку со словами:
– Спасибо за потраченное на меня время, сэр.
Я чувствую себя жополизом века, но ничего не могу поделать: воспитание.
Глава 8. Бронвин
Воскресенье, 30 сентября, 15.07
Я безгранично благодарна своим родителям за то, что они были со мной в церкви, когда детектив Мендоса отозвал меня в сторону и попросил пройти с ним в участок. Я думала, что это будут уточняющие вопросы, касающиеся беседы с сержантом Будапештом, поэтому не была готова к тому, что последовало, и не знала, что делать. Мои родители вступились и не разрешили мне отвечать на его вопросы. Они получили от Мендосы тонны информации, ничего не дав взамен, – мастерская работа.
Но теперь они знают, что я сделала.
Ну, не совсем. Это всего лишь слух. Сейчас, по дороге домой из полиции, они все еще возмущаются этой несправедливостью. Мама точно возмущается, отец же следит за дорогой, но даже сигналы поворота включает необычно агрессивно.
– Я хочу сказать, – произносит мама напряженно (ее тон свидетельствует о том, что она только разогревается), – это ужасно – то, что случилось с Саймоном. Конечно, у его родителей есть вопросы. Но чтобы из школьной сплетни состряпать подобное обвинение – это просто смехотворно. Не могу представить, как можно думать, будто Бронвин убила бы человека только потому, что он собирался запостить ложь.
– Это не ложь, – выдавливаю я, но слишком тихо, и она меня не слышит.
– У полиции ничего нет. – Отец говорит так, будто обсуждает компанию, которую думает приобрести, и находит ее недостаточно привлекательной. – Дутые косвенные улики. Никаких реальных результатов криминалистической экспертизы, иначе бы они в эту сторону не сунулись. Это у них последняя надежда. – Впереди машина резко тормозит на желтый, и папа, нажимая на тормоз, тихо ругается по-испански. – Бронвин, тебе нечего об этом волноваться. Найдем самого лучшего адвоката, хотя это формальность. А когда все закончится, я думаю подать в суд на полицию. Особенно если что-то из этого просочится и повредит твоей репутации.
У меня в горле такое ощущение, будто я пытаюсь протолкнуть слова сквозь тину.
– Это правда. – Меня еле слышно, и я прикладываю руку к пылающей щеке, заставляя себя повысить голос. – Я сжульничала. Простите.
Мама оборачивается.
– Прости, не расслышала, детка. Что ты сказала?
– Я сжульничала.
Слова вылетают из меня сплошным потоком, я рассказываю, как села за лабораторный компьютер после мистера Камино и заметила, что он не отключился от своего гугл-диска. И там был файл с вопросами наших тестов по химии за весь год. Я скачала его на флешку, почти не успев подумать. А потом весь год получала отличные оценки.
Понятия не имею, как Саймон об этом пронюхал. Но он, как обычно, был прав.
Следующие несколько минут в машине оказываются ужасными. Мама смотрит на меня как на предательницу. Папа не может последовать ее примеру, но время от времени поглядывает на меня в зеркало так, будто надеется увидеть что-то другое. И на лицах у них читается одна мысль: «Ты не такая, как мы думали».
Смысл жизни для моих родителей – заслуженный успех. Папа был одним из самых молодых главных финансистов компании в Калифорнии еще до того, как мы родились, а мама такой известный дерматолог, что уже несколько лет не может найти время для новых пациентов. С самого детского сада в меня вбивали одну мысль: «Работай как следует, выкладывайся до конца, и все получится». Так всегда и было – пока не началась химия. Наверное, я просто не знала, что с этим делать.
– Бронвин! – Мама все еще смотрит на меня и говорит тихо и сдавленно. – Боже мой, я никогда и представить себе не могла, что ты на такое способна. Это ужасно во многих смыслах, но самое главное – это дает тебе мотив.
– Я не убивала Саймона! – вспыхиваю я.
Суровые морщины вокруг маминых губ чуть разглаживаются, она качает головой.
– Ты меня разочаровала, Бронвин, но такого обвинения я бы против тебя не выдвинула. Я просто отмечаю факт: раз ты не можешь безоговорочно заявить, что Саймон солгал, дело может обернуться очень плохо. – Она трет рукой глаза. – Как он узнал, что ты сжульничала? У него есть доказательства?
– Не знаю. Саймон никогда… – Я замолчала, вспоминая все прочитанные мною за несколько лет сообщения «Про Это». – На самом деле он никогда ничего не доказывал. Просто… получалось так, что все ему верили, потому что он никогда не ошибался. В конце концов все всплывало.
И я думала, что это сойдет мне с рук, потому что файлы мистера Камино я скачала еще в марте прошлого года. Вот чего я не понимаю: если Саймон все знал, почему он еще тогда это не выложил?
Очевидно, я понимала, что поступила неправильно. Мне даже пришла мысль, что это может быть незаконно, хотя, строго говоря, аккаунт мистера Камино я не взламывала – он был открыт. Мейв со своим потрясающим знанием компьютеров постоянно залезала во всякие закрытые штуки ради забавы, и я тогда еще подумала, не попросить ли ее взломать для меня файлы мистера Камино. Или даже подменить мою оценку. Но тогда я действовала спонтанно. Файл был прямо передо мной, и я его скопировала.
А потом, через много месяцев, я решила им воспользоваться, уговаривая себя, что в этом нет ничего страшного – нельзя же допустить, чтобы один трудный предмет разрушил все мое будущее. И в этом была едкая ирония судьбы, учитывая то, что произошло сейчас в полицейском участке.
Интересно, правду ли написал Саймон про Купера и Эдди? Детектив Мендоса показала нам все записи, намекнув, что кто-то, возможно, уже сознался и заключил сделку с правосудием. Я всегда считала, что талант у Купера от бога, а Эдди слишком одержима Джейком, чтобы даже посмотреть на другого, но и они вряд ли могли подумать, что я способна на жульничество.
А вот с Нейтом все ясно. Он никогда не притворялся, что он не такой, какой есть.
Папа заезжает на дорожку, глушит мотор, вынимает ключи из замка зажигания и поворачивается ко мне:
– Есть еще что-нибудь, что ты нам не рассказала?
