– Верно. Да. Я полагаю, тут есть некая схема. Или связь, или что-то еще. В смысле со мной и с Нейтом.
До меня не доходит.
– Что?
Он смотрит мне в глаза.
– Когда я порвал с Кили, она мне сказала, что на какой-то вечеринке закрутила с тобой, чтобы отшить Саймона. А через пару недель я пригласил ее на свидание.
– Ты и Кили? – Эдди таращится на меня. – Она ни слова не сказала!
– Это было всего пару раз. – Я правда об этом начисто забыл.
– А вы с Кили – близкие подруги. Или были ими, – говорит Бронвин, обращаясь к Эдди. Как будто ее не раздражает мысль, что у нас с Кили что-то было, и я ценю, что она не теряет сосредоточенности. – Но у меня с ней ничего общего. Так что… не знаю. Это ведь что-то значит? Или нет?
– Не понимаю, что это может значить, – отвечает Купер. – Никому, кроме Саймона, не было интересно, что там было у него с Кили.
– Самой Кили могло быть, – возражает Бронвин.
Купер подавляет смех:
– Нельзя же думать, что Кили имеет к этому какое-то отношение.
– Пока что следуем ходу мысли, – замечает Бронвин, наклоняясь вперед и поддерживая рукой подбородок. – Это общая нить.
– Да, но у Кили ноль мотивов. Не лучше ли поговорить о тех, кто ненавидел Саймона? Помимо тебя, – вставляет Купер, и Бронвин застывает. – В смысле, из-за того поста в блоге, который он написал о твоей сестре. Эдди мне об этом рассказала. Подлый поступок, реально подлый. Я его тогда не видел, иначе бы обязательно что-нибудь сказал.
– Ну, я его за это не убивала, – произносит Бронвин с напряжением в голосе.
– Так я же не обвиняю… – начинает Купер, но Эдди перебивает его:
– Не будем отвлекаться. Есть еще, скажем, Лея или Эйден Ву. Не поверю, что они не хотели бы отомстить.
Бронвин переводит дыхание и опускает взгляд.
– Я тоже думала о Лее. Она… в общем, у меня был с ней контакт, о котором я вам не рассказала. Мы с ней были партнерами в конкурсе «Модель ООН» и по ошибке сообщили Саймону неверный срок подачи, за что он был дисквалифицирован. И сразу после этого он начал издеваться над Леей в «Про Это».
На самом деле мне Бронвин об этом рассказала – ее давно мучила совесть.
Но для Купера это новость, как и для Эдди, которая тут же закивала.
– Так что у Леи была причина ненавидеть Саймона – и злиться на тебя. – Она вдруг нахмурилась. – А мы, остальные? Зачем было нас собирать?
Я пожимаю плечами.
– Может, мы просто были объектами тайн, которыми владел Саймон. Сопутствующие потери.
Бронвин вздыхает:
– Не знаю. Лея – горячая голова, но коварной ее не назовешь. Меня больше смущает история с Дженой. – Она поворачивается к Эдди. – Самая странная вещь на «Тамблере» – это сколько верных деталей там указано. Чтобы все это знать, практически нужно быть одним из нас – или проводить с нами кучу времени. Вам не кажется странным, что Джена с нами тусуется, хотя нас подозревают в убийстве ее лучшего друга?
– Ну, если честно, я ее сама пригласила, – отвечает Эдди. – Но в последнее время она стала ужасно скрытной. А вы не заметили, что перед смертью Саймона они проводили вместе куда меньше времени, чем раньше? Я все думаю, что могло между ними случиться. – Она выпрямляется и закусывает губу. – В общем, если кто-то мог узнать тайны, которые Саймон собирался разгласить, и мог понять, как их использовать, то это Джена. Но я просто не знаю, ребята. Не думаю, что у нее хватило бы духу на такое.
– Может быть, Саймон ее отверг, и она его… убила? – Купер скептически морщится еще до того, как заканчивает фразу. – Хотя не понимаю как. Ее там не было.
Бронвин пожимает плечами.
– В этом нет стопроцентной уверенности. Когда я говорила с Эли, он повторял, что кто-то мог спланировать аварию под окнами, чтобы отвлечь внимание и проникнуть в класс. Если принять такую возможность, это мог сделать каждый.
Когда Бронвин впервые выдвинула эту идею, я поднял ее на смех, но… не знаю. Хотелось бы лучше представлять этот день и точно знать, возможно это было или нет. Но сейчас все помнится как-то смутно.
– Одной из машин был красный «Камаро», – вспоминает Купер. – Древний на вид. Не уверен, что до этого видел его на парковке. И после тоже. Что действительно странно, если подумать.
– Да ладно! – Эдди досадливо морщится. – За уши притянуто. Как будто адвокат виновного хватается за соломинку. Может, кого-то в тот день забирали из школы.
– Может быть, – соглашается Купер. – Не знаю. У Луиса брат работает в авторемонте в городе – попрошу его разузнать, был ли у них такой автомобиль. Или чтобы он в других мастерских поспрашивал.
Эдди скептически поднимает брови, но Купер предостерегающе выставляет вперед ладонь:
– Послушай, ведь не к тебе же сегодня прицепились в полиции, а ко мне.
Этот разговор в результате ни к чему нас не приводит. Но я, слушая, неожиданно понимаю для себя две вещи. Первая: все они нравятся мне куда больше, чем я думал. Конечно, самая большая неожиданность – это Бронвин, и слово «нравится» этого не описывает. Эдди оказалась настоящей оторвой, а Купер совсем не так примитивен, как я считал. И вторая: я не думаю, что это сделал кто-то из них.
Бронвин
Пятница, 26 октября, 20.00
В пятницу вечером мы всей семьей садимся смотреть «Следствие ведет Мигель Пауэрс». Мне еще страшнее, чем обычно: я готовлюсь услышать про пост Саймона о Мейв и волнуюсь, что в передаче будет что-нибудь обо мне и Нейте. Не надо было целовать его в школе. Хотя должна сказать в свое оправдание, что он был тогда неимоверно притягателен.
Как бы там ни было, все мы нервничаем. Мейв устроилась рядом со мной, а на экране тем временем под музыку сменяют одна другую фотографии нашей школы.
– Расследование убийства превращается в охоту на ведьм. Когда тактика полиции включает в себя раскрытие личной информации ради сбора улик, не слишком ли далеко она заходит?
Погодите, что это? Камера наезжает на Мигеля, и он вне себя. Я сажусь прямее, а он, глядя в камеру, говорит:
– Ситуация в Бэйвью, штат Калифорния, стала на этой неделе возмутительной: нетрадиционная сексуальная ориентация ученика, замешанного в деле об убийстве, после нескольких допросов в полиции стала достоянием гласности, что вызвало бурю в СМИ. Это не может оставить равнодушным ни одного американца, которому дороги права на неприкосновенность частной жизни.
Тут я вспоминаю, что Мигель Пауэрс – гей. Это стало известно, когда я уже училась в старшей школе, и не по его воле. Все случилось, когда в Сеть попали фотографии, на которых он целуется с мужчиной. Судя по его настрою, он ту историю не забыл.
