У миссис Маколи изможденный вид, но она явно сделала над собой усилие и приоделась: на ней темно-синие брюки и мешковатый серый кардиган. Моя мать одета со своим обычным небрежным шиком – легинсы, высокие сапоги, кашемировое пальто-свитер и широкий шарф с необычным узором. Трудно представить себе более разных женщин, и миссис Маколи нервно дергает подол своего свитера, будто это понимает.
– Хорошо. Вот что мне сообщили, – начинает она. – В школу поступил звонок, что у Нейта в шкафчике в раздевалке наркотики…
– От кого звонок? – перебивает Эли, что-то записывая в желтый блокнот.
– Не сказали. Я думаю, что анонимный. Но они решили в пятницу после уроков проверить его шкафчик. Наркотиков не нашли, но нашли сумку, где была бутылка с водой Саймона и его «ЭпиПен». И все «ЭпиПены» из медпункта, которые пропали в день его смерти.
Я вожу пальцами по грубому ворсу ковра, вспоминая, сколько раз Эдди спрашивали про эти шприцы. И Купера. Они висели у нас над головой неделями. И даже если бы Нейт был в чем-то виновен, он не такой идиот, чтобы оставить их у себя в шкафу.
– Ага. – Голос Эли звучит как вздох, но взгляда от блокнота он не отрывает.
– Поэтому привлекли полицию, и полицейские получили ордер на обыск его дома утром в субботу, – продолжает миссис Маколи. – В шкафу в доме Нейта нашли компьютер с этим… дневником, кажется, так они его назвали. И всеми постами на «Тамблере», что появлялись после смерти Саймона.
Я поднимаю глаза и вижу, как мама смотрит на меня с постепенно проступающей на ее лице тревогой и жалостью. Я выдерживаю ее взгляд и качаю головой. Я этому не верю.
– Ага, – повторяет Эли. На этот раз он поднимает глаза, но лицо его спокойно и непроницаемо. – Отпечатки пальцев?
– Нет, – отвечает миссис Маколи, и я тихо выдыхаю.
– Что говорит об этом Нейт? – спрашивает Эли.
– Он понятия не имеет, откуда эти вещи взялись у него в раздевалке или у него дома.
– Хорошо. А до этого шкаф Нейта в раздевалке обыскивали?
– Не знаю, – признается миссис Маколи, и Эли смотрит на меня.
– Обыскивали, – вспоминаю я. – Нейт говорил, что в первый день, когда нас допросили, его обыскали. Шкаф в раздевалке и дом. Полиция приходила с собаками, искала наркотики. Ничего не нашла, – поспешно добавляю я, покосившись на маму, и снова смотрю на Эли. – Но тогда никто не нашел вещи Саймона или компьютер.
– Ваш дом обычно заперт? – уточняет Эли у миссис Маколи.
– Он никогда не запирается, – отвечает она. – Я даже не знаю, есть ли там вообще сейчас замок.
– Хм. – Эли снова пишет в блокноте.
– Вот еще что, – произносит миссис Маколи, и голос у нее дрожит. – Окружной прокурор хочет перевести Нейта в тюрьму. Утверждает, что он слишком опасен, чтобы держать его в малолетке.
В груди у меня разверзается пропасть, когда я вижу, как Эли резко выпрямляется. Впервые за все время разговора он сбрасывает бесстрастную маску юриста и проявляет эмоции, и я леденею при виде ужаса на его лице.
– Ни в коем случае! Нет, нет, нет! Это будет гребаная катастрофа. Простите. Что делает его адвокат, чтобы этого не допустить?
– Мы его еще не видели. – В голосе миссис Маколи слышны слезы. – Кто-то назначен, но с нами еще не связывался.
Эли, досадливо хмыкнув, бросает ручку.
– Обнаружение вещей Саймона – нехорошо. Совсем нехорошо. Людей осуждали и с меньшими уликами. Но способ обнаружения… он мне не нравится. Анонимные наводки, вещи, которых не было, вдруг всплывают в самый нужный момент и в местах, куда очень легко попасть. Цифровые замки легко вскрываются, а если окружной прокурор собирается отправить Нейта в федеральную тюрьму в его семнадцать лет… да любой хоть сколько-нибудь нормальный адвокат грудью бы лег… – Он трет лицо и недобро смотрит на меня: – Бронвин, черт бы тебя побрал, это ты виновата!
Все, что Эли говорил до сих пор, повергало меня во все больший и больший ужас, но эти слова – просто в недоумение.
– Да я-то что сделала? – возмущаюсь я.
– Ты привлекла к этому делу мое внимание, и теперь я вынужден за него взяться. А времени у меня действительно нет. Но ладно. Полагаю, вы готовы сменить защитника, миссис Маколи?
Слава богу! От разлившегося по телу облегчения руки и ноги у меня обмякают, а голова кружится. Миссис Маколи яростно кивает, Эли вздыхает.
– Я могу помочь, – тут же начинаю я. – Мы узнали…
Я хочу рассказать Эли про красный «Камаро», но он выставляет перед собой ладонь.
– Бронвин, ни слова больше. Если я представляю Нейта, я не имею права разговаривать ни с кем из участников дела, имеющих своих представителей. За это я могу лишиться лицензии, а ты рискуешь быть привлечена как сообщница. На самом деле, чтобы я сейчас мог обсудить с миссис Маколи некоторые детали, ты и твоя мать должны уйти.
– Но… – Я беспомощно смотрю на маму.
Она встает, кивает и с решительным видом закидывает сумочку на плечо.
– Бронвин, он прав. Ты должна оставить мистера Кляйнфельтера и миссис Маколи наедине. – Ее лицо несколько смягчается, когда она встречается взглядом с матерью Нейта. – Желаю вам самого удачного разрешения этого дела.
– Спасибо вам, – говорит миссис Маколи. – И тебе спасибо, Бронвин.
Я должна бы испытывать радость: мне удалось убедить Эли взяться за это дело. Но он не знает и половины того, что знаем мы, и как же мне теперь ему обо всем рассказать?
Эдди
Понедельник, 5 ноября, 18.30
В понедельник ситуация становится странно нормальной. То есть аномальной по-новому. Новоаномальной, что ли? Но смысл в том, что, когда я сажусь ужинать с матерью и Эштон, на дорожке не видны фургоны телевидения, а мой адвокат ни разу за весь день не звонил.
Мама ставит передо мной и Эштон два разогретых готовых ужина и садится между нами, держа в руке матовый стакан с чем-то желто-коричневым.
– Я не ем, – сообщает она, хотя мы и не спрашивали. – Я очищаюсь.
Эштон морщит нос.
– Мам, что это? Лимонад с кленовым сиропом и кайенским перцем? Такой противный вкус!
– Но результаты неоспоримы, – возражает мама, делая большой глоток.
Она прикладывает салфетку к слишком пухлым губам, а я смотрю на ее жесткие светлые волосы, на красный лак на ногтях, на облегающее платье, которое она надела в обычный понедельник. Я буду такой через двадцать пять лет? От этой мысли аппетит у меня становится еще слабее, чем был минуту назад.
Эштон включает новости, и мы снова смотрим репортаж об аресте Нейта, где показывают интервью с Эли Кляйнфельтером.
– Красивый мальчик, – замечает мама, когда на экране появляется фотография Нейта. – Жаль, что он оказался убийцей.
