Симона подошла к кровати, где с закрытыми глазами лежала Мэри, до подбородка укрытая одеялом, которое едва-едва шевелилось от ее поверхностного дыхания, да и тело под ним, казалось, усохло. Смена Симоны окончилась час назад, но она решила задержаться. Мэри угасала. Ждать осталось недолго.
Симона взяла из шкафчика черно-белую фотографию Мэри и Джорджа и прислонила ее к графину с водой.
– Вот, мы здесь все вместе. Я, ты и Джордж, – промолвила Симона. Она просунула руку под оградительную штангу и взяла ладонь Мэри в свою. – Ты выглядишь счастливой на фото, Мэри. Жаль, что не можешь рассказать мне о нем. На вид он настоящий мужчина… У меня никогда не было близкой подруги. Мама о сексе со мной никогда не разговаривала, только все твердила, что секс – дело грязное. Я знаю, что она ошибалась. Секс – не грязное дело. Секс, если он освящен любовью, прекрасен… Тебе было хорошо с Джорджем?
Симона посмотрела на снимок. Красавчик Джордж щурился на солнце, крепкой рукой обнимая Мэри за тонкую талию.
– Тебе нравились вечера, когда вы ходили вместе куда-нибудь? Он водил тебя на танцы? Провожал вечером до дома?
Симона взяла щетку для волос и принялась бережно расчесывать Мэри.
– Меня темнота пугает, Мэри. В эти часы мне особенно одиноко.
Шершаво-свистящие звуки, что издавала щетка, скользя по тонким серебристым волосам Мэри, успокаивали. Кожа у старушки была бледная, местами почти прозрачная. От виска к кромке волос тянулась тонкая голубая вена. Симона приподняла ее голову, чтобы подлезть щеткой под затылок.
Вшииих, вшииих, вшииих.
– Я несчастна в браке. Мы никогда особо не ладили, но несколько лет назад стало совсем худо. И я перебралась в гостевую…
Вшииих, вшииих, вшииих.
– Его это не остановило. Он приходит ко мне по ночам. Я баррикадирую дверь, но он врывается…
Вшииих, вшииих.
– Силой меня берет.
Вшииих.
– Это больно. Он причиняет мне боль…
Вшииих, вшииих.
– Ему нравится мучить меня, и он никогда не останавливается. Никогда. Не. Останавливается. Пока. Не. Удовлетворится!
Раздавалось ритмичное глухое постукивание. Симона не сразу сообразила, что щетка застряла в спутанных волосах. Пытаясь расчесать узел, она яростно дергала за щетку, и голова Мэри билась о металлическую оградительную штангу.
Симона выпустила из руки щетку и отступила на шаг. В голове у нее шумела кровь, руки тряслись. Мэри лежала, словно пьяная, на боку; с той стороны, где ее голова упиралась в штангу, глаз был приоткрыт.
– О, Мэри! – Симона наклонилась, отцепила щетку от свалявшихся волос на затылке Мэри, затем бережно повернула старушку на спину и подоткнула под нее одеяло. На виске под тонкой кожей Мэри проявлялся кровоподтек.
– Прости, Мэри, прости меня. – Симона нежно провела пальцам по синяку. – Пожалуйста, прости… – Она еще раз поправила одеяло. Солнце скрылось за другими корпусами больницы, и в палате стало сумрачно и холодно. – Я что угодно готова для тебя сделать… Ты очень много для меня значишь, и в доказательство я покажу тебе кое-что…
Симона шагнула к двери, отворила ее, проверила, нет ли кого в коридоре. Затем нагнулась, взялась за подол своего форменного платья и стала медленно тянуть его вверх, выставляя напоказ плотные темные колготки, через которые просвечивала бледная кожа ее толстых ног. Она задирала платье все выше и выше. Вот показался пояс колготок, трусы, врезающиеся в белый живот. Симона чуть поменяла позу, задрав платье до самой шеи, так что материя сбилась в кучу над ее грудью. Весь участок тела под грудной клеткой, включая то место, где некогда был пупок, покрывал ядрено-розовый морщинистый крапчатый шрам, исчезавший под мягкой сероватой тканью бюстгальтера. Симона подошла к старушке, взяла ее руку, прижала к шраму и стала безвольной старческой ладонью поглаживать свою обезображенную кожу.
– Чувствуешь, Мэри? Это он сделал. Он меня обжег… Я нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты – во мне.
С минуту Симона постояла у кровати, ощущая на своей изуродованной покрытой рубцами коже прикосновение прохладного воздуха и тепло ладони Мэри, потом осторожно положила старческую руку на койку, опустила подол, расправила на себе платье. Затем нагнулась к своей сумке, что стояла на полу у кровати, и вытащила из нее конверт.
– Чуть не забыла. Я принесла тебе открытку! Хочешь покажу? – Симона просунула палец под клапан плотного конверта, вскрыла его и достала открытку. – Смотри. Это акварель, тутовое дерево… Вы ведь с Джорджем сидите как раз под тутовником. Хочешь прочитаю, что я написала на открытке? «Моей лучшей подруге Мэри. Поправляйся скорее. С любовью от сестры Симоны Мэтьюз».
Симона поставила открытку на шкафчик рядом с фотографией и графином, включила лампу над кроватью, потом села и взяла руку Мэри в свои ладони.
– Ты не поправишься, я знаю. Абсолютно в этом уверена. Но важно ведь то, что я желаю тебе добра, правда? – Она потрепала Мэри по руке. – Ну вот, и нам снова стало уютно. Если не возражаешь, я побуду еще здесь с тобой, ладно? Не хочу идти домой. Дождусь, пока он заснет.
Глава 22
Айзек встретил ее на пороге в шортах и футболке без рукавов. Из кухни неслись ароматные запахи его стряпни.
– Боже, кто эта элегантная красавица, что явилась моему взору? – произнес он, оглядывая Эрику с ног до головы: ее длинное летнее платье, стильно уложенные волосы, длинные серебряные подвески в ушах.
– Послушать тебя, так я всегда одеваюсь как бомжиха, – сказала она.
– Вовсе нет, но ты неплохо поработала над собой, – улыбнулся он. Они обнялись. Эрика ступила в дом и вручила ему запотевшую бутылку белого вина. Они прошли на кухню. Эрика обрадовалась, увидев, что других гостей нет.
– Стивен занят, работает… Просил передать, что любит тебя и приносит свои извинения. Ему скоро новую книгу сдавать, сроки поджимают, – объяснил Айзек. Он откупорил бутылку, пробка вытащилась с благозвучным хлопком. – Не против, если мы для начала выпьем вина с сигаретой на балконе?
Они вышли на балкон с бокалами, закурили. Низкое солнце отбрасывало длинные бархатные тени на простиравшийся перед ними город.
– Красота какая, – восхитилась Эрика, пригубив бокал.
– Пока не забыл. Стивен просил передать тебе кое-что. – Айзек исчез за дверью и вскоре вернулся с книгой. – Его последний роман. Точнее, последний опубликованный…
– «Из моих охладевших рук», – прочитала Эрика название. На обложке был изображен гроб, из которого высовывалась мертвенно-бледная рука, приподнимавшая крышку. В руке было письмо, с которого капала кровь.
– Это четвертый роман о следователе Бартоломью, но все они самостоятельные произведения. Читать предыдущие не обязательно. Кстати, он его подписал. – Айзек забрал у Эрики бокал с вином, чтобы она могла открыть книгу.
