– Как вы думаете, кто хотел убить Джека? – спросила Эрика, кладя пачку сигарет на столик. В салоне работали потолочные вентиляторы, но все равно было жарко.
– Да кто угодно, – ответила Данута. Уткнувшись взглядом в пластмассовый столик, она выпустила дым.
– Можно поконкретнее? – попросила Мосс.
– Он такой… опереточный злодей… Он был как «Мармайт»
[23]. Его в равной степени любят и ненавидят миллионы. Он многие годы работал в The Sun, потом в Mirror и Express, в News of the World
[24], проводил репортерские расследования. И был чертовски хорош в своем деле. Всегда раскопает какую-нибудь историю, чего бы это ни стоило. Несколько месяцев назад он развелся с женой из-за того, что она застала его с одной из наших сотрудниц. Делая карьеру, он нажил немало врагов, но у кого их нет? Однако я даже представить не могу, кто бы решиться… на такое… – На глаза Дануты навернулись слезы, она отерла их тыльной стороной ладони. – С тех пор как Миган Фэрчайлд покончила с собой, он получал массу злобных писем. Не писем, а просто ругательств от интернет-троллей.
– Как он отреагировал на смерть Миган?
– А вы как думаете?! – сердито воскликнула Данута. – Мы оба были подавлены. И ведь эта Миган сама нам написала. Она приезжала в Лондон на пробы. Дважды. Мы каждому объясняем, что это за шоу. Предупреждаем про освещение в прессе, про вторжение в личную жизнь, но они все равно хотят побыть пятнадцать минут в ореоле славы. Да какие там пятнадцать – дай бог пять! Джек жалел, что Энди Уорхолла уже нет в живых, а то бы он посмотрел, на что готовы пойти эти безумцы, лишь бы оказаться на телевидении.
– В котором часу вы приехали к дому Джека?
– Не знаю. Где-то в одиннадцать. У нас было назначено совещание по разрешению кризисной ситуации, возникшей в связи с гибелью Миган. На нем должны были присутствовать также продюсеры и руководство канала.
– Я думала, шоу идет в прямом эфире каждое утро в девять часов? А сегодня пятница, – заметила Эрика.
– В прямом эфире оно с понедельника по среду. Остальные два мы записываем, как «прямой эфир» в среду, после прямого эфира. Экономим студийное время.
– И вы не видели, чтобы кто-то крутился у дома?
– Нет, я только увидела спальню и перепугалась. Сразу спустилась на задний двор и позвонила в службу «999».
– Вы знакомы с женой Джека?
– Да. С Клэр. Она ушла от него пару месяцев назад. И детей забрала.
– Сколько лет его детям?
– Девять и семь.
– Я читала в прессе, что у нее диагностировали рак? – сказала Мосс.
– Этот диагноз ей поставили через месяц после того, как она ушла от него. Он просил ее вернуться, пытался помириться, но она отказалась. Пресса об этом умолчала. Они предпочитают выставлять его злодеем, трубят, что он изменял больной женщине. Клэр теперь живет у матери в Уитстейбле, на берегу моря.
– Вас с Джеком когда-нибудь связывали романтические отношения? – спросила Эрика.
– Переспали раз или два в студенческие годы. Я теперь замужем и к Джеку относилась как к брату. – Сигарета Дануты догорела до фильтра. Эрика пододвинула на середину стола пластиковый стакан для окурков.
– Как вы проникли в дом? – спросила Мосс. – Вы говорили, что залезли на верхний этаж?
– Да. Я вскарабкалась к окну спальни со стороны заднего фасада.
– Вы часто так делали?
– Нет. До этого только раз, когда он проспал прямой эфир. Правда, накануне он сутки вел двадцатичетырехчасовой благотворительный марафон «Напишите Санте». Он был в отключке… спал, как убитый. Я забралась на крышу и стала барабанить в окно, пока он не проснулся.
– А сегодня вы разбили окно?
– Да.
– Почему? Думали, он еще жив?
– Нет… Да… Не знаю. У него на голове был пакет. Я подумала, что, может быть, сумею спасти его. На крыше есть маленькая каменная пепельница. Джек выходил туда курить. Этой пепельницей я и разбила окно. А потом, когда залезла в дом, увидела, что помочь ему уже нельзя…
– Думаете, он пытался покончить с собой?
– Нет.
– Тогда что, по-вашему, произошло?
– Не знаю.
– Джек был гетеросексуалом? – спросила Мосс.
– Разумеется, черт возьми! И гомофобом он не был. В нашей команде есть геи, и он с ними прекрасно ладит. Ладил.
– Он злоупотреблял спиртным, наркотиками?
Данута обратила взор в маленькое окно микроавтобуса, глядя на дом, где сновали туда-сюда криминалисты.
– Мы спрашиваем в конфиденциальном порядке. Это поможет следствию, – объяснила Эрика.
– Он любил курить…
– Марихуану?
Данута кивнула.
– И однажды, много лет назад, когда делал документальный фильм о «Горящем человеке»
[25], принял экстази. Так мы ведь все баловались. Он любил оторваться, но я бы не сказала, что у него были проблемы с алкоголем или наркотиками.
– Понятно.
– Дом принадлежит ему? – спросила Мосс.
– Да.
– Что еще вы могли бы добавить?
– Проявите деликатность, когда будете сообщать его жене, ладно? Ей в последнее время нелегко.
Эрика кивнула. Они увидели в окно, как из дома показались носилки с трупом в черном мешке, который понесли в машину «скорой помощи». Толпа на улице все увеличивалась. Вспышки фотокамер сверкали, словно крошечные яркие булавочные головки.
