А потом до нее дошло. Когда она уснула, сидя на диване, дверь, ведущая во двор, была заперта. Эрика обернулась, глядя на чернеющий проем открытой двери, в котором ничего нельзя было различить. Она двинулась к краю сада, с узкой клумбы, что тянулась вдоль забора, подняла большой камень и, чуть встряхивая его в руке, чтобы оценить увесистость, вернулась в дом.
Включила свет. В гостиной было пусто. Она вышла в коридор, включила свет, держа камень наготове, чтобы при случае ударить им, зажгла свет в ванной. Никого. Она дошла до спальни, включила свет. Тоже никого. Она опустилась на колени и заглянула под кровать, а потом увидела.
На ее подушке лежал толстый кремовый конверт. На нем синими чернилами было выведено: СТАРШЕМУ ИНСПЕКТОРУ ЭРИКЕ ФОСТЕР.
С гулко бьющимся сердцем Эрика смотрела на письмо. Не выпуская из руки камня, она прошла в гостиную. Захлопнула дверь во двор, заперла ее. На улице было черным-черно, и только дождь колошматил по стеклу. Она взяла свою сумку, нашла в ней пару латексных перчаток. Надела не с первой попытки: руки дрожали. Эрика вернулась в спальню и, осторожно приблизившись к конверту, подняла его с подушки.
Она была здесь… у нее дома. Эрика не сомневалась, что это Ночной Охотник. Она отнесла письмо на кухню и положила его на стол. Дождь продолжал стучать по окнам. Эрика аккуратно вскрыла ножом конверт и вытащила из него открытку с изображением заката над морем. Солнце разливалось на горизонте, словно громадный кроваво-оранжевый яичный желток. Сделав глубокий вдох, Эрика осторожно развернула письмо. В нем четким почерком синими чернилами было написано:
Не стой у могилы моей, не рыдай,
Ведь нет меня в ней, я не умер.
Я стал буйным ветром, сверкающим льдом
И солнцем на спелых колосьях.
Я – ласковый дождик осенней порой,
И звездная пыль темной ночи,
А ранней зарей ты услышишь меня,
В порхании птиц в поднебесье.
Не плачь у могилы моей, не скорби,
Ведь нет меня в ней, я не умер.
[33]Под стихотворением стояла приписка:
Ты должна отпустить его, Эрика…
От одной вдовы другой. НОЧНОЙ ОХОТНИК
Эрика выронила открытку на кухонный стол и, отступив на шаг, сняла перчатки с трясущихся рук. Снова обошла все комнаты, проверяя, заперты ли окна и двери. Убийца была у нее в квартире в то самое время, пока она спала. Долго она пробыла здесь? Смотрела, как Эрика спит?
Она обвела взглядом гостиную и поежилась. Убийца пробралась не только к ней домой, но еще и проникла в ее мозг. Стихотворение было прекрасно. Оно не оставило Эрику равнодушной, затронуло ее чувства утраты и скорби. И как только этой больной извращенке удалось задеть самые глубинные струны ее души?
Глава 55
Симона мчалась по глухим улицам, которых в центральной части Лондона было мало. Хлестал дождь; она чувствовала, как сбоку по шее струится кровь. Рот онемел, верхнюю губу мучительно засасывала кровь. Ее план провалился. Она все испортила.
* * *
Начиналось все гладко. Благодаря своей униформе медсестры она проникла в дом на Бауэри-Лейн. На галерее второго этажа люди ей не встретились. Она крадучись шла мимо распахнутых окон кухонь. В одно увидела мужчину, спавшего перед включенным телевизором. Симона на мгновение остановилась, глядя на него. Он лежал, чуть расставив ноги, одна его рука покоилась на груди, которая вздымалась и опускалась в мерцающем сиянии телевизора…
Симона заставила себя идти дальше по сумрачной галерее, дошла до квартиры № 37, где жил Стивен Линли. Приложила ухо к красной двери, ничего не услышала. Она вставила в замок ключ, и дверь с тихим щелчком открылась.
Стивен Линли вернулся домой часом позже. Она выжидала, затаившись в темном уголке на нижнем этаже, слушала, как он ходит по кухне. Через окошко между кухней и гостиной она видела, как он налил большой бокал сока, в котором она растворила транквилизатор. Он быстро осушил бокал, снова наполнил его соком и взял с собой наверх.
Прошел так близко от того места, где ждала Симона – за складками плотной портьеры, висевшей на большом окне, – что она почувствовала, как всколыхнулся воздух, ощутила его запах – резкий сладковатый аромат одеколона, смрад влажного пота и секса. Это лишь усилило ее ненависть к нему.
Она услышала, что он зашел в ванную, и последовала за ним в темноте, бесшумно ступая по мягкому ковру. Дверь в ванную была прикрыта, и до нее донеслось звяканье расстегиваемого ремня и журчание струи, льющейся в унитаз.
Подержись, подержись за свою штуковину, она служит тебе в последний раз, подумала Симона. Она прошла в спальню, тихо расстегнула сумочку, висевшую у нее на поясе, и вытащила из нее аккуратно сложенный полиэтиленовый пакет.
Потом легла на ковер у кровати, залезла под нее. Эта часть – ожидание – нравилась ей больше всего. Сразу вспоминалось, как в детстве она боялась привидений под кроватью, монстров, притаившихся в темных шкафах. Симона знала, что она и сама монстр, и балдела от этого.
Она прислушивалась к звукам, доносившимся из ванной, где находился Стивен. Шум включенной воды, шуршание задвигаемой шторки на ванне.
Наконец, по истечении нескольких минут, он пришел в спальню. Сначала в поле ее зрения появились его ноги, которые он неуверенно переставлял, шаткой походкой обходя кровать. Зазвонил его телефон. Он выругался, шаря в карманах брюк. Раздался щелчок: он сбросил вызов. Телефон, со светящимся экраном, упал на ковер возле нее. Потом Стивен потерял равновесие и рухнул на кровать. Симона глубже залезла под кровать, совсем ушла в тень. Матрас над ней шевельнулся.
– Черт, сколько же я выпил? – услышала она его бормотание. Симона выждала еще минуту, потом подобралась ближе к телефону, лежащему на ковре, протянула к нему руку, пододвинула к себе и выключила. Затем медленно, бесшумно выползла из-под кровати. Стивен лежал на боку, к ней спиной, и дрожащей рукой водил по лицу. С минуту она постояла, наблюдая за ним, слушая его стоны, затем тихо выскользнула из спальни и спустилась вниз. Электрощиток находился в небольшом стенном шкафу под лестницей. Она открыла его, отключила электричество.
Глаза привыкли к полумгле. Она скользнула взглядом по полкам, где стояли написанные им книги: «Сошествие во мрак», «Из моих охладевших рук», «Девушка в подвале». Именно манера мышления Стивена Линли особенно была ей ненавистна и вызывала страх. Ее мужу нравились его книги, нравились ужасы и пытки, которые он описывал. Симоне вспомнилось, как Стэн лил кипяток на ее голое тело… Об этой пытке он вычитал в романе «Из моих охладевших рук».
С минуту она помедлила, упиваясь тишиной, которую нарушало лишь доносившееся сверху бормотание Стивена.
– Я иду за тобой. Иду за тобой, мерзкий извращенец, – прошептала Симона. Она стремительно взбежала наверх и вошла в спальню.
