— Но тебе нравится заниматься любовью со мной. Нам хорошо вместе. И мы могли бы иметь ребенка, если ты хочешь.
— Конечно, а потом ты в удобный момент организовала бы выкидыш. Ты в самом деле думаешь, что после всего этого я смогу прикоснуться к тебе?
Это было намного хуже, чем она представляла. Оливия заставила себя встать и медленно направилась к мужчине, чье присутствие в ее жизни, как она только что поняла, значит больше всего на свете.
Он не двинулся с места, но, когда она тронула его неожиданно влажную щеку, он дернулся, словно его лица коснулись языки пламени.
— Не пытайся, Оливия, — предупредил он. — Я способен на все.
Она кивнула и сразу же отступила, так что он не успел заметить слезы на ее глазах. Отойдя к окну, она бездумно уставилась в темноту.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Люк нарушил молчание.
— Как ты это устроила? — спросил он, не то чтобы в самом деле интересуясь, а просто чтобы знать. — Доктор Крамп не лгал. Он готов был пристрелить меня, если я откажусь жениться.
— Нет, он не обманывал. — Я сказала ему, что сделала дома тест на беременность — дважды, чтобы быть абсолютно уверенной. И что мне нужно его подтверждение — иначе ты можешь не поверить.
Люк шумно вздохнул:
— Оливия, он же врач. Он не мог подтвердить беременность на основании только твоих слов.
— Мог. Он же на пенсии, не забывай. Уже много лет. Я встречаюсь с ним иногда, потому что он старый друг семьи, но он не мой врач. Я знала, что он мне поверит. Думаю, он меня любит.
Она не стала добавлять, что доктор Крамп единственный человек, о котором она может это сказать. Это прозвучало бы уж очень жалобно.
Люк за ее спиной почти прорычал:
— Оливия, ты говоришь, что я попался на удочку добродушного старого дурака и женщины, для которой ложь — образ жизни?
Неужели? Неужели ложь стала для нее способом существования? До встречи с Люком ей никогда не было необходимости лгать. Голос Люка был исполнен такого отвращения, что она не могла больше этого выносить.
Медленно, не дыша она повернулась лицом к нему.
Глаза их встретились. Люк выпрямился, не говоря ни слова, подхватил пиджак и направился к выходу.
— Куда ты собрался? — воскликнула Оливия, готовая броситься за ним.
— Ухожу.
— Но ты не можешь. Уже поздно. Мы… мы должны поговорить.
— Мы уже поговорили.
Он бросает ее? Вот так просто? Она протянула руку, но он не обратил на это внимания.
— Люк, — взмолилась она, — пожалуйста. Не оставляй меня.
У самой двери он помедлил и бросил через плечо:
— Скажи, когда ты собиралась рассказать о своем так называемом выкидыше? Где-то неделю назад мне пришло в голову, что ты порой забываешь о своей беременности.
— Не знаю, — сказала она. — Я еще не решила.
Он кивнул и взялся за дверную ручку:
— Впрочем, это все равно. Прощай, Оливия. Я зайду за вещами позже, когда ты будешь на занятиях.
— Подожди! — крикнула она, хватая его за локоть. — Люк, ты не можешь оставить меня. Не сейчас. Мы женаты. Пожалуйста, я не хотела…
Он оттолкнул ее:
— Мне плевать, чего ты хотела, Оливия. На этот раз все кончено.
Окаменев, она смотрела, как он открывает дверь. Та тихо скрипнула, словно протестуя, а потом Оливия слышала лишь звук его шагов по дорожке. К тому моменту, когда она снова смогла пошевелиться, он уже завел двигатель.
— Люк! — кричала она, мчась по дорожке вслед за ним. — Люк, вернись.
Но Люк уже выехал на дорогу и, когда она, задыхаясь, выскочила на тротуар, скрылся из виду.
Оливия долго стояла, глядя на пустую улицу. Она не замечала, как ветер стал по-осеннему холодным, и, когда пальцы закоченели, просто сжала кулаки и медленно поплелась в дом.
Лишь однажды она чувствовала себя такой покинутой. Но тогда она была ребенком, и все было иначе.
* * *
Вернувшись в свою квартирку, Люк расстегнул было рубашку, но решил, что не сможет оставаться здесь всю ночь. Горечь заполнила его так, что даже во рту он ощущал ее вкус.
Оливия. Он сполна заплатил за неумение сдержаться, за те мгновения безудержной страсти. И чувствовал, что это еще не все. Но что поделаешь? Жизнь все равно продолжается. Только теперь в ней не будет ребенка.
Люк сел на краешек дивана и уткнулся лицом в ладони.
Наутро, когда Оливия открыла глаза после практически бессонной ночи, Люка не было. Она прождала его весь день, но он так и не появился. На следующий день она пошла на занятия, а когда вернулась к вечеру, все его вещи исчезли.
Неделя после этого была худшей в ее жизни. Она то вновь переживала свою утрату, то старалась привыкнуть к тому, что осталась одна.
Сначала она убеждала себя, что Люк скоро вернется. Затем заставляла смириться с тем, что, возможно, и не вернется. Через некоторое время она поняла, что вместе с Люком ушла часть ее жизни. Она скучала по нему. Отчаянно тосковала. Осознание этого поразило и опечалило ее.
Но она не могла сдаться без борьбы. Это было совсем не в ее духе, и если он полагал, что она успокоится, то, значит, совсем не знал женщины, на которой женился.
Глава 8
Серым октябрьским утром, неделю спустя после разрыва с Оливией, Люк подъехал к ее дому, резко затормозил и, не выключая двигатель, выскочил из машины. В руках он держал небольшую коробку, которую нес так осторожно, словно в ней была бомба.
Вчера днем ему доставили посылку. Когда Люк развернул ее, то обнаружил первое издание «Происхождения видов» Дарвина в великолепном состоянии.
— Не могу поверить! — восклицал он, поглаживая кожаный переплет. — Кто?.. Как?..
Но когда он увидел карточку, радость от обретения сокровища сменилась взрывом негодования. Книга, как он мог бы сразу догадаться, была подарком от Оливии.
К тому моменту, когда он донес коробку до ее двери, настроение, и так мрачное, еще больше испортилось. Он сердился на себя, но не мог просто оставить подарок на ступенях.
Люк достал ключ, открыл дверь и положил книгу на пол. Вот так. Дело сделано. Он бросил последний сожалеющий взгляд на подарок, о котором много лет мечтал, и шагнул обратно к двери. И тут услышал странный звук.
«Не обращай внимания, — сказал он себе. — Не обращай внимания и уходи. Быстро!» Он сделал несколько шагов по дорожке и остановился.
Нет, он не мог просто так уйти. Он должен знать. Выругавшись, он повернул к двери, приоткрыл ее и прислушался. До его слуха донеслись рыдания Оливии.
