Коллежский секретарь неслышной рысцой обежал вкруг стола и близоруко наклонился над списком, сунув чуть ли не в самое лицо Акакию Фразибуловичу свою потную макушку с прилипшими к розовой коже редкими волосенками. Немного отстранившись, заморгал.
– Виноват-с?
– Кочерыгина Федосья Лукинична, – проговорил Царапко. – Что, незнакомая барышня? Ну, правда, в городе она более известна как мадемуазель Эмма…
Сепетович хлопнул себя по лбу, выбив мелкие брызги пота. Поморщившись, Царапко легонько оттолкнул его от себя, чем нисколько не умерил обожания, с каким смотрел на него подчиненный. На лояльность Сепетовича можно было положиться, но умишком он обладал незначительным, а памятью и того хуже. Служа в сыскной полиции, он не имел ни малейших карьерных перспектив, однако не жаловался и не просил о переводе. Акакия Фразибуловича он боготворил, открыто преклонялся перед его гением и сам себя назначил чем-то вроде личного секретаря.
– То-то же, Сепетович, – закончил краткое внушение Царапко. – Мне сейчас знакомые не нужны. Мне одна незнакомка нужна. На память не надеешься – по картотеке проверь. Ступай.
Прихлебывая холодный чай из стакана с фигурным подстаканником, Царапко воззрился на список с отвращением. Ругнул про себя жару, плавящую мозги как раз тогда, когда ум должен быть остер и быстр. Имена, фамилии… Второй по величине и по значению город империи непомерно велик народонаселением – без малого два миллиона душ! Каждый день наблюдая московскую сутолоку, Акакий Фразибулович иногда ловил себя на мысли, что не способен понять: что здесь делают все эти люди? Выполняют роль деталек общественно-экономического механизма? Способствуют товарообмену, как известно, наиболее интенсивному в крупных городах? Гм. И только-то? Право, удивительно. Иной живет, хлеб жует и ведать не ведает, что его классифицируют и еще пытаются уразуметь, для чего нужна эта деталька…
Очень понятно, для чего на свете живут воры, грабители, мошенники, убийцы. Чтобы жила полиция. Чтобы она хватала кого ни попадя, а начальник сыскного наживал себе от злости камни в печени.
Потные пальцы оставили след на бумаге. Сами буквы, казалось, плавились от жары. Бубликова Лукерья Селивановна… Прунькова Маланья Евстигнеевна… Блюменталь Голда Гедалиевна… Голопупенко Мавра Опанасовна… О-хо-хо, грехи наши тяжкие… Колбасютина Февронья Никаноровна… Сухобреева Устинья Ферапонтовна…
К черту! Сдержав мученический стон, Царапко прикрыл глаза. Исполнители! Нахватают проституток, мелких воровок, торговок с Сухаревки, беспашпортных бродяжек с тремя копейками за душой и просто всяких дур… Давеча арестовали супругу священника церкви Фрола и Лавра на Зацепе и сутки продержали попадью в холодной, приняв неведомо за кого. Позавчера пытались арестовать графиню Бобрикову. Вот уж точно: заставь дураков богу молиться – лбы порасшибают. Но выживут и размножатся, иначе откуда в мире столько дураков?
Глупость человеческая злила Акакия Фразибуловича гораздо чаще, чем ему хотелось бы, но иногда случались минуты, когда он простодушно удивлялся ей, как ученый подчас дивится бесконечной глубине и сложности мироздания. Схватить упомянутую «аферистку» и рассчитывать на поощрение за исправное несение службы и острый глаз – как вам нравится эта бесподобная наивность?
Князь Чомгин, по мнению Царапко, повел себя непорядочно, да и неумно: поручил вести дело, а в истинную его подоплеку не посвятил. О том, что ловить поручено не кого-нибудь, а саму великую княжну Екатерину Константиновну, наверняка знал обер-полицмейстер, непременно знало жандармское начальство, но не должен был знать начальник сыскной полиции. А поскольку жандармы, как известно, по части сыска подчиняются Департаменту полиции, ситуация складывалась преглупая: тот, кто координировал розыск, в теории знал о предмете розыска меньше, чем начальство, и меньше, чем подчиненные.
Обер-полицмейстер не мог не понимать, что Царапко догадается, однако не позволил себе ни лишнего слова, ни намека – лишь вызывал пред ясны очи, требовал подробных отчетов о ходе розыска и выражал неудовольствие отсутствием результатов.
Собственно говоря, Акакию Фразибуловичу все стало ясно сразу. Нет результатов – плохо работает сыскная полиция. Ну а если паче чаяния поимка искомой беглянки состоится – держитесь крепче, господин начальник сыскного управления! Малейшая грубость при задержании будет раздута и обращена против вас, в этом можете не сомневаться. В распоряжении обер-полицмейстера есть сто один способ опорочить вас в глазах генерал-губернатора, а то и самого государя. Да так, что и министр, ваш благодетель, не осмелится вас защищать. И поедете вы куда-нибудь в Олонецкую губернию давить комаров и тихо спиваться…
И поделом вам – поскольку не умеете разбираться в аферистках.
Даже если допустить невероятное предположение, что государю доложат об успехе начальника московской сыскной полиции в самом выгодном для последнего свете, ничего хорошего из этого проистечь не может. Вряд ли государь император будет особенно благосклонен к постороннему, НАСТОЛЬКО прикоснувшемуся к интимным секретам августейшей фамилии.
Глупый и ретивый, ничего не поняв, ночей бы не спал и подчиненным спать не дал, чтобы расставить ловушки и поймать мерзавку, если ее занесет в Первопрестольную. Умеренно умный начал бы интриговать, стараясь спихнуть дело на плечи коллег из жандармского управления. Акакий Фразибулович ответил обер-полицмейстеру «будет исполнено» и в тот же день нанял квартирку на шестом этаже с видом на обер-полицмейстерский особняк, поселил там Сеню Тузика и заказал фибровую трубу в полтора раза длиннее тех, что использовались ранее.
Извините, ваше превосходительство. Сами виноваты.
Наилучшим, по мнению Царапко, стало бы такое развитие событий, при котором великая княжна вовсе не появилась бы в Первопрестольной. Не нашел – стало быть, не подставился. А как найти в Москве то, чего в ней не существует? На нет и суда нет.
Изощренный ум начальника сыскной полиции давно уже проанализировал все возможные ходы беглянки, исходя из ее гипотетических устремлений и психологического портрета. Увы, исходя из дедукции, появление великой княжны в Москве следовало считать довольно вероятным.
В результате Царапко лично занимался проверкой задержанных полицией женщин, вызывающих наибольшее подозрение, и тратил уйму бесценного времени на разъяснение всевозможных Прасковий и Матрен.
Акакий Фразибулович глотнул еще чая. Выпитая влага немедленно выступила капельками пота на лбу, ан все-таки стало чуть-чуть легче. Чертова жара… Ну-с, продолжим…
То же самое он, кляня жару и терпя муку мученическую, сделает завтра, разбирая новый список арестованных женщин. Но и завтра не найдет ничего, к вящему своему удовлетворению.
Но послезавтра – найдет.
Медленно, с силой сжимая веки, поморгает, дабы разогнать марево перед глазами. Вернется к списку – и даже не удивится, обнаружив в нем Аграфену Дормидонтовну Коровкину. Просто тупо отметит: вот оно. Случилось.
Точнее – вот она.
