– Как вам будет угодно, – бесцветным голосом произнес Лопухин. Он ощущал только усталость, ничего больше. – Вы рекомендовали для экспедиции не те суда, какие подошли бы для встречи с исландцами. Наверняка умные моряки возражали вам, но что они могли противопоставить вашему авторитету? Результат вам известен.
– Какая чушь! – В раздражении Грейгорович пристукнул костяшками кулака по столешнице. – Вы больны! Всем и каждому известно: встреча с исландцами состоялась по вине англичан, закрывших проливы!
– Держу пари, что встреча с ними состоялась бы вне зависимости от закрытия или открытия проливов, – усмехнулся граф. – Британия лишь облегчила задачу своим наемникам-пиратам. По этому эпизоду у меня к вам только один вопрос: откуда вам стало известно о британских намерениях? Либо флот обзавелся собственной агентурной разведкой, о которой не известно никому, включая государя, либо инициатива всей комбинации исходила от вас. Какое из этих предположений верное?
– Поделитесь вашими предположениями с психиатром, – буркнул адмирал, сверля Лопухина взглядом. – Вы ничего не докажете. Копайте, если вам угодно терять даром время, вынюхивайте, жандармская ищейка! Посмотрим, много ли вынюхаете. Вы смешны!
Лопухин улыбнулся.
– А ведь вы боитесь, Лазарь Спиридович. Если бы вы не боялись, то не стали бы меня слушать и уж подавно не пытались бы оскорбить. Объяснить вам, почему вы это делаете? Это очень просто. Вы пытаетесь заставить меня выложить карты на стол: что у меня есть против вас в запасе? Извольте, я выложу карты. Но имейте в виду: я разговариваю с вами, только снисходя к тем убеждениям, которые вами двигали. Я их уважаю, в отличие от ваших методов. Итак. Для начала вы подобрали два разнотипных судна: корвет, перестроенный из императорской яхты, и старую тихоходную канонерку с гребными колесами. Объединить их в один отряд – примерно то же самое, что впрячь в повозку призового рысака и вола. Весь опыт моряка говорил вам о том, что их встреча с серьезными неприятельскими силами кончится весьма плачевно. Отчасти вопрос решался подбором командира – человека храброго и глубоко порядочного, но недалекого ума. Уверен, что кандидатуру старшего офицера также подобрали лично вы – вам был нужен службист до мозга костей, не приученный мыслить. С экипажем вышло еще проще: люди новые, едва знающие друг друга, да еще мальчишки-гардемарины, убежденные, что так и надо. Скажите, вам не было жаль отправлять их на убой?
Грейгорович не ответил. Лишь тяжело дышал.
– Понимаю… Великая цель оправдывает любые жертвы, не так ли? Но план ваш не сработал: «Чухонец» погиб, а «Победослав» вырвался из западни. На этот случай, однако, на борту корвета находился ваш человек – боцман Зорич, которому вы приказали…
– Сего вздора вы никогда не докажете, – процедил адмирал, с ненавистью глядя на Лопухина.
– Возможно, нет, а возможно, и да… Продолжим? Вы убежденный монархист и патриот России. Зорич – тоже. Был. Ни за деньги, ни за что другое он не стал бы исполнять ваш приказ столь скрупулезно. Не проклинайте беднягу. Боцман просто не имел ни одного случая убить цесаревича при обстоятельствах если не героических, то хотя бы не постыдных. И в конце концов Зорич погиб сам, спасая престиж российского императорского дома…
– Выдумки! – бросил адмирал.
– В последнюю минуту он сознался во всем…
– Чепуха! У вас есть свидетели? Если и есть, никто им не поверит. Моя репутация безупречна. Попробуйте только пикнуть, и вам никто не подаст руки. Скажут: ретивый жандарм со товарищи стряпает грязное дело, не гнушаясь самой подлой клеветой. Обнародуйте свои обвинения – и вашей карьере конец! Вы пришли не судить меня – вы пришли торговаться. Но что вы можете предъявить, кроме нелепых вымыслов? За вымыслы я не плачу. А теперь убирайтесь!
– Мальчишки, – задумчиво проговорил Лопухин.
– Что-о? – возопил шестидесятипятилетний адмирал.
– Мальчишки-гардемарины, – пояснил граф. – Двое. Они были убиты в бою с исландцами. Убиты в первом своем плавании, так и не узнав всей красоты этого мира. Один умер сразу, другой мучился. А еще матросы и морские пехотинцы с «Победослава». И почти вся команда героического «Чухонца». Они умерли, служа России так, как их учили понимать службу. Кто из них мог хоть на мгновение предположить, что морской министр понимает долг перед Отечеством иначе, чем они? Что он со спокойной совестью пожертвовал ими, как пешкой в игре? Нет, хуже того – он смахнул их, как пыль с шахматной доски…
– Ладно… – Грейгорович тяжело дышал. – Чего вы хотите? Я слушаю.
– Кроме того, вы ошибаетесь. – Лопухин, казалось, не слышал адмирала. – Моя миссия санкционирована лично государем императором, и он ждет от меня отчета. Таковой отчет уже послан, как послан и отчет генералу Сутгофу. Вы уже сделали свое дело. А я сделал свое.
– Накляузничали? – каркнул министр.
– Изложил подробности, не присовокупив выводов. Они не нужны. Тот, кто может сложить два и два, сделает их безо всякого труда. Разумеется, его величество желает России только добра, но также верно и то, что он любит беспутного старшего сына. Думаю, не ошибусь, если предреку, что вы попадете под негласное следствие. Догадайтесь сами, ваше высокопревосходительство, чем оно может для вас кончиться. Третье отделение умеет работать.
Мысли и чувства морского министра без труда читались на его лице. Шахматная партия. Или, вернее, маневрирование эскадр, осыпающих друг друга тяжелыми бомбами. Чья возьмет? И Лопухин видел, как по мере расчета вариантов ходов скорбно сдвигаются брови адмирала и твердеют скулы. Лучший морской тактик России не находил приемлемого варианта. Он мог уничтожить Лопухина, но себя спасти не мог. Позорная отставка… может быть, суд… Конечно, не по вопиюще скандальному делу о цесаревиче – этого не допустят, – а по какой-нибудь мелкой ерунде… скажем, найдут злоупотребления… А ведь найдут! Всегда можно найти. И громкая слава адмирала Грейгоровича увянет в болтовне присяжных поверенных, в шуршании полных сплетнями газет… А после всех вылитых на его седую голову помоев – царская милость в виде отставки, и даже с пенсией. Кому нужна пенсия, когда потерян смысл жизни?!
– Это вы прислали мне вчера самурайский меч? – спросил Грейгорович.
Лопухин ответил молчаливым поклоном.
– Для чего? Чтобы я по примеру японцев распорол себе живот? В своем ли вы уме?
– Кое-чему у японцев следовало бы поучиться, – ответил граф. – Но я подарил вам меч лишь для того, чтобы вы задумались. Неужели вам не о чем подумать?
– Чего вы хотите? – тусклым голосом повторил адмирал. – Моей головы?
Лопухин вновь взглянул ему прямо в глаза.
– Я не охотник за черепами. Благородство цели отчасти извиняет вас. Но лишь отчасти. Подайте в отставку с поста министра и члена Государственного Совета. Сами. Немедленно.
Адмирал грузно опустился в кресло. Казалось, он постарел лет на двадцать, и знаменитая раздвоенная борода выглядела сейчас не лихо, а жалко.
