Мапингуари прибыл в Гвирдд прямиком из тюрьмы, где он отсидел почти десять лет за изнасилование. После такого сложно начать новую жизнь, особенно хищнику. И все же Эйтен принял его, даже зная его историю, по двум причинам.
Во-первых, больше половины нынешних обитателей Гвирдда побывали в тюрьмах, да и остальные пришли сюда не от хорошей жизни. Взять хотя бы Мисту – она не любила вспоминать прошлое, но Эйтен прекрасно знал, что ей жилось непросто. Он считал, что у каждого должен быть второй шанс, возможность оставить прошлое в прошлом.
Во-вторых, он не считал преступление Хорео таким страшным, каким оно казалось на первый взгляд. Перед тем, как позволить мапингуари остаться в Гвирдде, Эйтен читал его дело, он знал все подробности. Хорео познакомился с человеческой женщиной во внешнем мире, в самом обычном баре. Оба были пьяны, оба понимали, что идут в дешевый мотель за быстрым, ни к чему не обязывающим сексом. Собственно, поначалу бабенку все устраивало, высокими моральными принципами она не отличалась. Но Хорео перебрал и в пылу страсти принял свое истинное обличье. Вот тогда женщина пришла в ужас, попыталась отбиться от него, а вместо этого только разозлила. Она попала в больницу с тяжелыми травмами, он отправился под суд в мире людей, откуда его выкрали маги и судили уже по законам кластерных миров.
Так что Хорео был не прав, но Эйтен не сомневался, что мапингуари совершил преступление по глупости, а не из коварства. Леший позволил ему остаться в Гвирдде и не жалел об этом. Хорео был силен, вынослив и спокоен. Да, он не любил женщин, всех без исключения, и ни с кем не ладил, но это не было проблемой, пока он держался сам по себе.
Сегодня он впервые сорвался – и выбрал самый неудачный день из всех возможных.
– Почему именно ей ты решил доказать, что бабы – дуры? – допытывался Эйтен. – Покричал бы об этом местным! Они бы тоже не одобрили мысль, но им, прямо скажем, на тебя плевать. Почему она, черт побери? Мало мне проблем!
– Она тебе не нравится, – буркнул Хорео.
– И что? Поэтому ты нажрался и чуть не устроил межкластерный скандал?
– Баба есть баба.
– У меня для тебя сюрприз: ни хрена. Это даже внутри Гвирдда не верно: здесь живут разные женщины. А уж всех одинаковыми назвать – это мысль года. Свои разногласия с ведьмой Арбор я решу сам.
– Тогда реши заодно, что со мной делать, а то у меня от твоей болтовни голова болит.
Хотелось врезать ему еще раз, и теперь – сильнее, но Эйтен сдержался. Очищающее зелье отрезвило Хорео, но не до конца, он все равно оставался полупьяным отшельником. Какой смысл его наказывать? Он прогрызет любую клетку, за ним надо следить, а на это у Эйтена не было времени. Безмозглая диверсия мапингуари уже замедлила процесс транспортировки налога: колдунья отправилась на отдых, сегодня они больше ничего не успеют. А теперь лешему нужно было еще добрать недостающую часть оплаты!
Так что Хорео в его планах места не было.
– Иди домой, – велел Эйтен. – Запрись там, ни с кем не разговаривай и не выходи, пока колдунья Арбор не покинет наш кластер.
– Или что?
– Или я изгоню тебя навсегда. Ты меня знаешь, Хорео, я это сделаю.
Он не блефовал, он действительно готов был расстаться с мапингуари – невелика потеря! Хорео понял это и выпендриваться не стал. Как бы пьян он ни был, он все равно понимал, что нарываться не стоит, в других кластерных мирах его не ждут. Поэтому он сдержанно кивнул и, пошатываясь, покинул хижину лешего.
Эйтен там тоже долго не задержался. Из дома он направился к лесным эльфам, рассказать, что нужно будет собрать больше трав, а потом обратиться к друидам, чтобы они высушили урожай, потому что Великие Кланы не принимают свежие листья и цветы, только толченый порошок. Он заскочил к келпи, напомнить о партии озерных водорослей, и чтоб не как в прошлый раз, а приличных, потому что колдунов дешевыми трюками не обманешь. Заглянул он и к оборотням, державшим ферму, – сказать, сколько шкур нужно для налога по новому списку. Они восприняли новость спокойнее всех, и Эйтен был благодарен им за это, ему хватило скандалов.
Ближе к закату он остановился на берегу зеленого озера, ему хотелось тишины и покоя. Здесь никто не жил, а в такое время еще и никто не рыбачил, поэтому Эйтен мог в одиночестве насладиться поздним ужином – пирогом с ягодами, который подарила ему Миста. Вернее, поначалу он наслаждался им один, но очень скоро обнаружил, что у него появилась компания.
Как и все лешие, Эйтен без труда распознал того, кто двигался по его земле. Джесс, секретарша колдуньи, – она-то что здесь забыла? Неужели ведьма Арбор отмылась и решила продолжить пересылку в столь поздний час? Эйтен замер, ожидая, пройдет она мимо или нет.
Не прошла. Джесс спустилась к озеру и, не дожидаясь приглашения, плюхнулась на траву рядом с лешим.
– Тяжелый день, да? – поинтересовалась она.
Он по-прежнему не собирался размениваться на прислугу.
– Тебя прислала твоя госпожа?
– У меня нет господ! – возмутилась Джесс. – Лина – моя подруга, только и всего. Мое полное имя…
– Да плевать мне на твое имя, – прервал ее Эйтен. – Для меня важно только то, что ты не из клана Арбор.
– Нет, во мне нет ни капли крови Арбор, – подтвердила она.
– Вот и все.
– Да ладно! Ты всегда такой колючий?
Ему хотелось зашвырнуть эту болтливую девицу в озеро, но он понимал, что нельзя. Может, она не из Великого Клана, но она приехала с колдуньей, и это много значит. Поэтому Эйтен решил игнорировать ее. Он угрюмо дожевывал пирог, ожидая, когда она уйдет.
Однако Джесс не только не ушла, она еще и не перестала болтать.
– Я, может, и не из клана Арбор, но я могу тебе кое-что о них рассказать. Хочешь?
– Нет.
– А я все равно расскажу! Жила-была в Великом Клане девочка, очень сильная, с первых лет жизни знавшая, что она будет править одной из ветвей. Да не просто ветвью, а из высшей половины – ну, знаешь, с десятой по шестую считаются низшей половиной, с пятой по первую – высшей. Высшая половина все решает, остальные следуют за ней. Поэтому девочка понимала, что она родилась лучшей из лучших.
Он уже понял, что остановить ее невозможно. Эйтен заканчивал свой ужин, делая вид, что он ее не слушает. Но они оба понимали, что он запоминает все.
– Девочка росла красавицей и умницей, она хорошо училась, у нее все получалось, и она думала, что этого достаточно, – продолжила Джесс. – Долгое время она воспитывалась в строжайшей дисциплине, света белого не видела, только и делала, что училась или тренировалась. Когда ей исполнилось восемнадцать, она впервые почувствовала себя самостоятельной и поняла, что жизнь-то проходит мимо. Она уже лишилась нормальных детских воспоминаний, за которые люди держатся до конца жизни. Она решила, что если ничего не изменит, то у нее и юности не будет.
