Но Маркус и не в таких местах приживался. Он обустроил себе просторное убежище под землей – пара маленьких спален, кухня, библиотека и огромные лаборатории с хранилищами крови. Последнее время он занимался только исследователями, даже учеников не брал. Хэллоуин, обменивавшийся с ним редкими письмами, не знал, почему, он и сейчас не думал, что это важно. Но, увидев Маркуса, он даже забыл поначалу, зачем пришел сюда, настолько велико оказалось его удивление.
Этот Маркус был почти не похож на того мужчину, который впервые подошел к Хэллоуину в Латебре – да и вообще на человека. Он, все еще сохранивший человеческий силуэт, был покрыт странной кожей, больше всего напоминавшей лоскутное одеяло: один участок порос чешуей, другой – короткой шерстью, третий – странными бугристыми наростами. Ноги Маркуса полностью не разгибались, и, судя по форме ботинок, ступни уже мало походили на человеческие. Рук у него было не две, а четыре, из них три – вполне развитые, а четвертая просто торчала из спины, как сухая ветвь. Из его лба поднимались длинные изогнутые рога, один глаз был кошачьим, другой, полувыкатившийся, бесцветным и, кажется, слепым. Нос увеличился, губы остались прежними, но за ними четко просматривались деформированные зубы.
Любой, кто встретился бы с Маркусом, не зная его, назвал бы его монстром – и был бы прав.
– Матерь божья, – присвистнул Хэллоуин.
– На нее я как раз не похож, – усмехнулся Маркус. Судя по всему, при своей жуткой внешности он сохранил вполне ясное сознание.
– Что с тобой случилось?
– Это долгая история.
– И… когда?
– Года три назад, я поэтому и осел здесь. Тут хорошо: я никому не мешаю, мне никто не мешает. Вот это вот, – Маркус обвел рукой свое лицо, – уже вряд ли изменится, так что звездой вечеринок мне не быть.
– Почему ты ничего не сказал мне в письмах?
– Во-первых, письма могут перехватить. Любой секрет, записанный на бумагу или другой носитель, – уже не секрет. Даже если ты ведешь свой личный дневничок принцессы, его всегда могут украсть, Джонни, поэтому никогда не теряй бдительность и не верь проклятой бумаге. А во-вторых, я знал, что ты воспринял бы такое сообщение неправильно. Ты решил бы, что я страдаю, и помчался бы меня спасать. Но я не страдаю и в спасении не нуждаюсь.
Не похоже, что он врал. Маркус всегда умел адаптироваться, и к жизни он относился очень просто. Его вела вперед жажда нового знания, и, утоляя ее, он готов был на многие жертвы.
Но теперь, кода Хэллоуин сам пришел сюда, Маркус не собирался ничего скрывать. Он давно уже проводил эксперименты на самом себе. Он восстанавливал заклинания по старым книгам и проверял, насколько они эффективны. Что будет, если смешать кровь разных нелюдей и вколоть себе этот «коктейль»? Или вколоть два разных вида крови с разницей в десять минут? А три вида? Сколько будет длиться эффект? Какими станут последствия? Можно ли день за днем колоть себе одну и ту же кровь и что от этого будет? Слушая его беззаботные, будто ничего не значащие рассказы, Хэллоуин поражался, как он сохранил жизнь и рассудок при таком подходе! Видно, ему с рождения досталась счастливая звезда, иначе это не объяснишь.
Но даже счастливая звезда не могла уберечь его тело. Чем сложнее становились эксперименты Маркуса, тем серьезней оказывались их последствия. Его тело больше не могло вернуться к первоначальному состоянию. Сначала он заметил на себе лишь небольшой участок чешуи – мелочь, которая легко скрывается одеждой. Если бы он тогда остановился, возможно, его судьба сложилась бы по-другому. Но Маркус был не из тех, кто останавливается.
Он прекрасно знал, что больше не сможет вернуться к людям или даже полноценно перевоплотиться. Его это не волновало. Он собирался остаться в Пустоши, записывая собственные научные труды. Маркус верил, что он пожил долго и неплохо, настало время задуматься о своем наследии.
– Ну а ты что же? – поинтересовался он, когда они с Хэллоуином дошли до центральной лаборатории. Это был ярко освещенный зал, стены которого были заняты аккуратными стеллажами, хранившими в себе образцы крови. На первый взгляд, их тут было не меньше тысячи. – Я слышал, ты теперь знаменитость.
– Поневоле. На самом деле, у меня большие проблемы.
– Что ты сделал? – посерьезнел Маркус.
– Я? Я-то – ничего, тут не во мне дело. Помнишь, ты всегда говорил, что мне не нужно быть героем?
– Да.
– Так вот, меня им сделали.
Он не был уверен, что этому новому Маркусу можно рассказывать всю правду о Небесном Опале. Но кому еще? У Хэллоуина не осталось вариантов.
Бывший наставник слушал его внимательно, не перебивал вопросами и не осуждал. Он казался задумчивым, то и дело касался колб с кровью – тремя руками, и это несколько напрягало Хэллоуина. Он даже не знал, какие ответы надеялся получить и почему вдруг решил, что имеет право просить о помощи.
Когда он закончил, Маркус не рассмеялся – и это уже было неплохо. Изуродованный универсал даже не смотрел на него, он думал о чем-то своем, и Хэллоуин не решался его торопить.
Наконец Маркус произнес:
– Я не имею права ничего тебе говорить. А знаешь, почему?
– Потому что я облажался?
– Вовсе нет. Потому что ты намного лучше меня. Не обольщайся, пацан, это не твоя заслуга, просто тебе повезло. Ты на моей памяти первый и единственный представитель аристократии, вернувшийся к своим корням, это накладывает отпечаток. Поэтому ты всегда будешь лучше других. Я сижу в этой дыре и пишу учебники для универсалов, решившихся вернуть свою магию, но не для тебя. Все мои советы для тебя бесполезны. В своей книге я буду писать, что нельзя одновременно вкалывать больше двух видов крови – но ты, уверен, сможешь вколоть и три, и четыре, и выйти сухим из воды. У тебя феноменальные способности и сильная воля. Я начал догадываться, что ты особенный, еще в Латебре. Но когда мы выбрались оттуда, у меня появились новые ученики, я мог сравнить тебя с ними и убедился, что я был прав с самого начала. Ты над нами, у меня ты уже взял все, что мог, а в остальном будешь первопроходцем.
– И к чему это? Чтобы я валил отсюда и первопроходил свои проблемы сам?
– Вечно ты торопишься с выводами, – укоризненно заметил Маркус. – Дослушай, я не закончил! Я-то думал, что ты совсем другой, что мне до тебя не дотянуться. Но кое в чем мы с тобой похожи: мы допустили одну и ту же серьезную ошибку. А может, ты допустил ее из-за меня, и тогда это моя вина… Да, скорее всего, моя вина.
– Так и будешь интригу тянуть или, может, все-таки скажешь, что это?
– Думаю, ты и сам увидел. Добившись успеха во всем, мы обнаружили, что остались совсем одни. Да, это моя вина… Но я учил тебя лишь тому, во что верил! Я действительно считал, что никому нельзя доверять, никого нельзя подпускать слишком близко. Я тоже так жил, пока не обнаружил, что однажды одиночество…
Он запнулся, замолчал, и на этот раз Хэллоуин, встревоженный и разозленный, не смог сдержаться:
