Глядя на экран, Патрик забыл о еде, а сейчас
вообще потерял аппетит. Даже краб больше не казался вкусным.
– Ешь, – сказал Хаски. – Ты похож на скелет.
Взяв из пакетика подсоленное печенье, Патрик
подошел к окну.
– Я все-таки хочу разобраться, Патрик, –
продолжил Карл. – С разводом все улажено. ФБР забыло о своих претензиях к тебе,
а ты согласился вернуть девяносто миллионов плюс небольшой процент. Так?
– В общей сложности сто тринадцать миллионов.
– Обвинение в умышленном убийстве вот-вот
рухнет, потому что никакого убийства, оказывается, не было. Вменить тебе в вину
кражу штат не может, потому что это уже сделали люди ФБР. Иски страховых
компаний отозваны.
Пеппер где-то, надо полагать, неплохо
устроился. С Кловисом все ясно. Таким образом, на тебе остается лишь его
потревоженная могила.
– Почти в точку. Это называется глумлением над
трупом, если ты дашь себе труд заглянуть в кодекс. Судьям полагается знать
подобные вещи.
– Да. Другими словами, речь идет о
преступлении.
– О нетяжком преступлении.
Карл бросил восхищенный взгляд на друга –
наверняка тот сейчас обдумывает следующий шаг.
– А можно мне с тобой? – спросил он.
– Куда?
– Просто с тобой. Выйдешь отсюда, встретишь
свою девушку, заберешь деньги и поселишься на яхте. Я бы с удовольствием
присоединился к тебе.
– Но пока я здесь.
– С каждым днем ты становишься все ближе к
двери. – Выключив телевизор, Хаски направился к Патрику. – Одного я никак не
пойму, – сказал он. – Кловис умер, но что произошло после его смерти?
– Хочешь знать подробности? – Патрик
усмехнулся.
– Я все же судья. Факты всегда важны.
Патрик сел в кресло и положил босую ногу на
стол.
– Я чуть не влип. Не так уж просто украсть
чей-то труп.
– Верю.
– Я настоял на том, чтобы Кловис оставил
распоряжения на случай смерти. Я даже добавил один пункт в его пожелания
относительно похорон: гроб должен быть закрыт, никакого прощания с покойным,
никаких ночных бдений. Обычный гроб из досок и самая простая процедура
погребения.
– Из досок?
– Да. В том, что касалось обряда похорон,
Кловис был весьма щепетилен. Дощатый гроб без всякого саркофага. Так, видишь
ли, хоронили его деда. Словом, в момент его смерти я находился в больнице,
дожидался приезда из Уиггинса похоронной команды с катафалком. Их старшего
звали Ролланд, он же был и владельцем ритуального бюро. Черный костюм,
галстук-бабочка. Я сообщил ему о воле Кловиса. В соответствии с завещанием все,
что требовалось сделать, должен был делать я, Ролланд ни на что не обращал
внимания. Часа в три дня он заявил, что скоро нужно будет заняться
бальзамированием, и осведомился, есть ли у Кловиса костюм. Мы как-то не
подумали об этом. Я ответил, что нет, костюма у Кловиса мне видеть не
приходилось. Обнадежил Ролланд: у него имелось несколько старых, он обещал
позаботиться о достойном виде усопшего.
Кловису хотелось быть похороненным на своей
ферме, однако я несколько раз объяснил, что в штате Миссисипи это невозможно –
только на официальном кладбище. Дед его участвовал в Гражданской войне и
считался, если верить Кловису, настоящим героем. Умер дед, когда мальчишке было
семь лет, и бдение у гроба, по тогдашним традициям, продолжалось три дня. Гроб
установили на стол в гостиной, через которую проходили те, кто хотел
попрощаться. Все это очень нравилось Кловису, он и для себя намеревался
устроить нечто подобное. Взял с меня клятву, что бдение проведу я сам.
Я растолковал волю старика Ролланду, и тот
сказал, что видывал всякое.
В наступившей темноте я сидел на крыльце
домика Кловиса, когда к нему подкатил катафалк. Я помог Ролланду поднять гроб
по ступеням и занести в комнату. Мы поставили его напротив телевизора. Помню
свое удивление: гроб оказался совсем легким. Старик под конец усох так, что
весил не более сорока килограммов. Ролланд спросил, один ли я в доме. Да,
сказал я, это малое бдение, и попросил открыть гроб. Он заколебался, мне
пришлось объяснить, что я забыл положить туда семейные реликвии времен
Гражданской войны, с которыми покойный не захотел расстаться.
Ролланд завозился с ключом над винтами и
гайками, а я стоял и смотрел. Кловис выглядел как живой. Я положил ему на грудь
пилотку его деда и полуистлевшее знамя семнадцатого полка. Затем Ролланд закрыл
гроб и уехал.
Больше никто не появился. Около полуночи я
выключил в домике свет и запер входную дверь. Набор гаечных ключей у меня был,
и на то, чтобы вновь открыть гроб, ушло не более трех минут. Я вытащил легкое и
сухое, как доска, тело Кловиса – мертвец оказался босым. На пару обуви трех
тысяч долларов, по-видимому, не хватило. Бережно уложил его на старый диван, а
в гроб поместил четыре маленьких бетонных блока и завинтил крышку.
Затем мы с Кловисом отправились в мою
охотничью хижину. Он лежал на заднем сиденье, я осторожно вел машину.
Объясниться в случае чего с дорожной полицией было бы довольно трудно.
За месяц до этого я купил старый морозильник и
установил его на обитом с трех сторон фанерой крыльце хижины.
Едва я засунул Кловиса в камеру, как
послышались чьи-то шаги. Это был Пеппер. Прокрался из лесу к хижине в два часа
ночи! Я сказал ему, что час назад у нас с женой произошла грандиозная ссора,
настроение у меня отвратительное, и попросил его удалиться. Не думаю, чтобы он
заметил мою возню с трупом на ступеньках. Морозильник я опутал цепями, которые
используют при трелевке деревьев, сверху набросил какой-то коврик, наставил
старых ящиков. Поскольку где-то рядом бродил Пеппер, пришлось дожидаться
рассвета. Я выбрался из хижины, приехал домой, переоделся и в десять утра уже
сидел в домике Кловиса. Вскоре появился бодрый Ролланд, ему не терпелось
узнать, как прошло бдение. Очень спокойно, ответил я, не испытывая особой
скорби. Мы вдвоем затолкали гроб в катафалк и поехали на кладбище.
Карл слушал с закрытыми глазами, губы его
слегка изогнулись в улыбке.
– Какой же ты хитроумный негодяй! –
пробормотал он.
– Спасибо, Карл. В пятницу, ближе к вечеру, я
отправился в хижину на все выходные. Поработал немного с бумагами, пострелял с
Пеппером дичь, проведал не испытывавшего, по-видимому, никаких неудобств старину
Кловиса. В воскресенье утром поднялся еще до рассвета, чтобы спрятать, где
предполагалось, мотоцикл и бензин.
