Трассел кратко объяснил Ролланду суть дела.
Выяснилось, что гроб после бдения владелец ритуального бюро не открывал: не
было необходимости, да и прежде он ничего подобного не делал. Пока судья
разговаривал, Пэрриш по факсу переслал в Уиггинс копии разрешений, подписанных
Диной Постелл и Патриком Лэниганом.
Ролланд внезапно загорелся желанием помочь
следствию.
Слышать об украденных трупах ему еще не
доводилось, жители Уиггинса пока обходились без этого. Да, могилу он раскопает
запросто, не сомневайтесь. Кладбище, между прочим, тоже принадлежит ему.
На кладбище Трассел отправил клерка и двух
охранников. Надпись на красивой надгробной плите гласила:
КЛОВИС Ф. ГУДМЭН
Январь 1907 г. – 6 февраля 1992 г.
ОН УШЕЛ ЗА СЛАВОЙ
Лопата осторожно вошла в жирную землю. Минут
через пятнадцать послышался негромкий удар о крышку гроба.
Ролланд с помощником аккуратно выбрасывали на
траву последние комья земли. Доски гроба кое-где подгнили. Грязными от земли
руками Ролланд начал орудовать гаечным ключом и вскоре со скрипом приподнял
крышку.
Как и предполагалось, гроб был пуст. Если не
считать четырех бетонных блоков.
* * *
Заседание суда планировалось открытым – так
требовал закон, но начать его решили около пяти дня, когда большинство
сотрудников уже собирались домой. Это время устраивало всех, особенно судью и
окружного прокурора, которые, будучи уверены в том, что вершат справедливое и
правое дело, тем не менее нервничали. На протяжении всего дня Сэнди торопил их:
зачем ждать теперь, когда гроб проверен и соглашение достигнуто? Клиент его
сидел под охраной, хотя это, конечно, не вызывало у законников трепетного
сочувствия. Время выбрано великолепно – какие могут быть задержки?
Никаких, решил его честь. Пэрриш не возражал.
В ближайшие три недели его ждало восемь процессов, и освобождение от бремени
ответственности за дело Лэнигана означало хоть какое-то облегчение.
Пять часов дня устраивали и защиту. При
удачном раскладе все можно закончить через десять минут, а если повезет и еще
немного, то на покидающих здание суда людей никто не обратит внимания. Время
заседания не вызвало никаких возражений и у Патрика – чем другим мог бы он еще
заняться?
Лэниган переоделся в просторные брюки цвета
хаки, легкую белую рубашку из хлопка и кроссовки без носков: ожог на щиколотке
давал о себе знать. Обняв Хайани, Патрик поблагодарил его за заботу и участие,
попрощался с медсестрами и пообещал им вскоре вернуться. Все понимали, что
этого он не сделает.
Наконец он покинул палату, где провел две
недели. Рядом с ним шел его адвокат. Вооруженная охрана почтительно держалась
сзади.
Глава 42
Пять часов дня, бесспорно, устраивали всех.
Услышав о предстоящем заседании, ни один из судейских чиновников не ушел домой
раньше.
Секретарша отдела недвижимости крупной
юридической фирмы листала земельный кадастр, когда краем уха услышала, что
Патрик Лэниган вот-вот будет в суде. Бросившись к телефону, она тут же сообщила
новость в свой офис. Через несколько минут юристы едва ли не всего побережья
знали, что Лэниган в соответствии с заключенной между ним и судейскими
чиновниками сделкой готов признать себя виновным и намеревается объявить об
этом в пять часов дня в главном зале в обстановке чуть ли не полной
секретности.
Весть о готовящейся закулисной сделке
мгновенно распространилась по городу. Не прошло и получаса, как половина
жителей уже была в курсе того, что Патрик явится на заседание суда и скорее
всего выйдет сухим из воды.
Событие наверняка привлекло бы меньше
внимания, если бы о нем сообщили местные газеты и расклеенные по городу
объявления. Суд обещал быть быстрым и почти тайным.
Его окружала атмосфера секретности. Система
законопорядка не собиралась топить одного из своих юристов.
Стоявшие группами в нишах зала суда люди
многозначительно перешептывались. Толпа прибывала.
– Он уже здесь, – негромко сказал кто-то у
судейской скамьи, и прибывшие торопливо двинулись по рядам, занимая места.
Патрик спокойно улыбнулся двум фоторепортерам,
бросившимся к боковой двери здания. Его провели в ту же комнату на втором этаже
и сняли наручники. Брюки оказались длинноваты, поэтому он склонился, чтобы
подвернуть их.
Появившийся на пороге Карл Хаски попросил
охранников выйти.
– Тихого и маленького заседания не получилось,
– заметил Патрик.
– Секреты у нас хранят плохо. Ты отлично
выглядишь.
– Спасибо.
– Знакомый репортер из Джексона хотел, чтобы я
спросил у тебя…
– Никогда. Не скажу ни слова.
– Я так и предполагал. Когда думаешь уехать?
– Пока не знаю. Скоро.
– Где твоя девушка?
– В Европе.
– Могу я поехать с тобой?
– Зачем?
– Просто хочу посмотреть.
– Я пришлю тебе видеокассету.
– Премного благодарен.
– А ты бы уехал? Если бы имел возможность
исчезнуть в эту самую минуту, ты бы сделал это?
– С девяноста миллионами или без них?
– В любом случае.
– Конечно, нет. Мы в разном положении. Я люблю
свою жену, а ты – нет. У меня трое замечательных детей. Нет, я не стал бы
пускаться в бега. Но я не виню тебя.
– Бежать хотят все, Карл. В какой-то момент
жизни каждый мечтает удрать куда-нибудь подальше. Когда сидишь в горах или на
морском берегу, мир выглядит более привлекательным. Забываешь о проблемах. Это
у нас в крови. Мы же потомки иммигрантов, оставивших родные места и приехавших
сюда в поисках лучшей доли. Вот что гнало их на запад, заставляло паковать вещи
и рыскать по свету в надежде отыскать горшок, набитый золотом. А теперь им
некуда податься.
– Уф! Исторический аспект от меня ускользнул.
– Я смотрю на это как на прогулку.
– Жаль, что мои прапрадеды не прихватили с
собой из Польши девяноста миллионов долларов.
– Я же вернул их.
– Думаю, что-то у тебя все же осталось.
– Если верить неподтвержденным слухам.
