Затем прокурор пустил по кругу снимки
сгоревшего автомобиля Патрика, фотографии с места катастрофы, сделанные на
следующее утро, когда машину уже убрали: развороченная земля, остатки
кустарника, обуглившиеся растения и ствол поваленного дерева. Пэрриш просил
собравшихся с особым вниманием отнестись к цветным, двенадцать на четырнадцать,
фотоснимкам найденного в машине трупа.
– Безусловно, мы считали, будто это Патрик
Лэниган, улыбнулся он. – Однако теперь знаем, что ошиблись.
Почерневшие останки пострадавшего ничем не
напоминали человеческое тело. Хорошо видна была лишь одна крупная кость. Пэрриш
мрачно пояснил, что это тазобедренный сустав.
– Тазобедренный сустав мужчины, – добавил он,
опасаясь, что члены большого жюри решат, будто Патрик положил в машину сбитого
борова или другое домашнее животное.
Присяжные отнеслись к замечанию и снимкам с
пониманием – отчасти потому, что смотреть там было почти не на что: ни крови,
ни висевших на ветвях лохмотьев плоти.
Тошноты не ощущалось. Он, она или кем бы там
ни был погибший встретил свою смерть на переднем сиденье, справа от руля. Само
сиденье сгорело, как и все остальное, полностью, до основания.
– Естественно, так мог гореть только бензин, –
сказал Пэрриш. – Мы знаем, что Патрик по дороге заправился, так что произошел
взрыв не менее чем двадцати галлонов горючего. Наш следователь отметил: пламя
было необычайно жарким и интенсивным.
– А остатков какой-либо канистры не
обнаружили? уточнил кто-то из присяжных.
– Нет. Возможно, бензин был в пластиковых контейнерах,
а они сгорают полностью. С подобными случаями мы сталкиваемся постоянно.
– А тела всегда в столь ужасающем состоянии? –
спросил другой присяжный.
– Нет, – мгновенно ответил Пэрриш, – далеко не
всегда. Честно говоря, мне еще не приходилось видеть столь сильно обгоревшего
трупа. Будет сделана попытка эксгумации, но, как вам должно быть известно,
имела место кремация.
– Есть предположения о том, кто это мог быть?
– поинтересовался Ронни Беркс, портовый рабочий.
– Мы проверяли одну гипотезу, но выводы пока
делать рано.
Прозвучали и другие вопросы, однако ни один не
выделялся из общего ряда – примитивные попытки как-то уточнить то, о чем
молчали газеты. Жюри единогласно проголосовало за предъявление Патрику Лэнигану
обвинения в совершении умышленного убийства, имевшего место уже после другого
преступления, то есть кражи. Наказание за это следовало суровое – смертная
казнь посредством инъекции яда в Парчмэне.
Меньше двадцати четырех часов потребовалось на
то, чтобы обвинить Патрика Лэнигана в умышленном убийстве, отправить ему
повестку в суд в связи с разводом, привлечь его к делам о девяноста миллионах
Арициа (плюс банковский процент на эту сумму), о тридцати миллионах, потерянных
его коллегами по работе, и о четырех миллионах, выплаченных “Монарх-Сьеррой”,
не считая дополнительно взыскиваемых десяти миллионов.
Благодаря компании Си-эн-эн обо всем этом он
узнал очень быстро.
* * *
Прокуроры Т.Л. Пэрриш и Морис Маст, стоя с
мрачным видом перед объективами телекамер, в один голос заявили:
добропорядочные граждане округа Гаррисон в лице избранного из их числа большого
жюри присяжных приступили к изложению обвинений, предъявляемых Патрику
Лэнигану, убийце и вору. Вопросы журналистов, на которые не существовало
ответов, оба прокурора обошли молчанием, ускользнули от тех, на которые вполне
могли ответить, и убежденно предрекли появление новых обвинений.
Когда камеры выключили, Пэрриш и Маст в
спокойной обстановке встретились с достопочтенным судьей Карлом Хаски, одним из
трех, работавших в округе Гаррисон. Хаски когда-то был близким другом Патрика.
Дела распределялись между судьями произвольно, однако Хаски, так же как и его
коллеги, прекрасно знал, где следует надавить, чтобы получить или не получить
то или иное дело. Сейчас он горел желанием взять на себя процесс Патрика
Лэнигана.
* * *
Поедая сандвич с помидором, Лэнс, сидевший в
одиночестве на кухне, заметил на заднем дворе, возле бассейна, какое-то
движение. Он подхватил ружье, выскользнул из дома, прокрался за кустами и
увидел круглощекого репортера с тремя болтающимися на груди камерами. Босой
Лэнс на цыпочках подкрался к журналисту, поднес направленный вверх ствол к его
голове и нажал на спусковой крючок.
Фотограф кинулся на землю лицом вниз и
испуганно заорал. Лэнс пнул его между ног раз, другой. Тот перевернулся и
скользнул взглядом по лицу нападавшего.
Сорвав с шеи репортера камеры, Лэнс с размаху
швырнул их в бассейн. Стоявшая во внутреннем дворике Труди обмерла от ужаса.
Лэнс прокричал, чтобы она вызвала полицию.
Глава 9
– А сейчас я уберу отмершую кожу, – сказал
врач, осторожно касаясь ран на груди заостренным хирургическим инструментом. –
Может, ввести обезболивающее?
– Нет, благодарю вас, – ответил Патрик,
сидевший на кровати.
В комнате находились две сестры милосердия и
Луис.
– Вам будет больно, Патрик, – предупредил
врач.
– Бывало и хуже. Да и куда вы собираетесь
колоть? – Он поднял левую руку, покрытую багровыми кровоподтеками. Все его тело
представляло собой сплошной синяк. – Хватит с меня наркотиков.
– Хорошо, как скажете.
Патрик откинул голову назад и вцепился руками
в боковые поручни кровати. Обе сестры вместе с Луисом держали его лодыжки, пока
врач поддевал скальпелем засохшие струпья и срезал их.
Патрик закусил губы и прикрыл глаза.
– Как насчет укола, а? – спросил врач.
– Нет… – выдавил Патрик.
Осторожная работа скальпелем. Кучка засохших
струпьев увеличилась.
– Раны прекрасно заживают, Патрик. Думаю, мы
сможем обойтись без пересадки.
– Тем лучше. – Патрик стиснул зубы.
Из девяти ожогов четыре были достаточно
серьезными, чтобы считаться ожогами третьей степени: два на груди, один на
левом бедре и один на правой икре. Запястья, локти и колени, растертые веревкой
в кровь, покрывал слой мази.
Через полчаса врач закончил свои манипуляции и
напомнил Патрику, что ему нужен покой, причем лучше всего оставаться без одежды
или повязок. Покрыв освобожденные от омертвевшей кожи участки прохладной мазью,
он вновь предложил болеутоляющее, но Патрик опять отказался.
