Врач и сестры поднялись. Луис проводил их,
после чего закрыл дверь, опустил жалюзи на окнах и достал из кармана своего
белого халата небольшую фотокамеру “Кодак” со вспышкой.
– Встань там. – Патрик указал на изножье
кровати. – Сделай кадр, на котором будет видно все тело, включая лицо.
Луис поднял камеру и попятился к стене.
Раздался щелчок, по глазам ударила яркая вспышка.
– Теперь перейди туда, – указал Патрик.
Фельдшер подчинился. Поначалу он выражал
категорическое несогласие делать снимки, заявляя, что должен сообшить об этом
своему начальству. Живя на границе с Парагваем, Патрик не только значительно
усовершенствовал свой португальский, но и приобрел некоторый навык общения на
испанском. Теперь уже он понимал почти все, что слышал от Луиса. Язык денег был
универсальным, и фельдшер очень быстро осознал, что его услуги как фотографа
оцениваются в пять сотен американских долларов. Он согласился купить три
простенькие камеры, сделать около сотни снимков, проявить их за ночь и спрятать
за пределами госпиталя в ожидании дальнейших указаний.
Пятисот долларов у Патрика с собой не было,
однако он смог убедить Луиса, что является человеком честным и вышлет деньги,
как только доберется до дома.
Особыми талантами фельдшер не блистал, да и
камеры в его распоряжении были далеко не лучшими. Патрику пришлось объяснять,
каким должен быть каждый снимок. Крупным планом – ожоги на груди и бедре,
крупным планом ободранные, в синяках суставы. Работа двигалась довольно быстро,
поэтому оставался шанс, что их никто не застигнет врасплох. Приближалось время
обеда, когда в палату вновь явятся сестры.
Луис покинул госпиталь во время обеденного
перерыва и оставил отснятые пленки в магазине – пусть проявят.
* * *
Тем временем Рио Осмар убедил секретаршу из
фирмы Евы принять тысячу долларов наличными в обмен на последние сплетни. Их
оказалось не так много. Сначала партнеры фирмы демонстрировали полнейшее
спокойствие. Однако записи телефонных разговоров свидетельствовали о двух
звонках из Цюриха. Звонки эти были сделаны из отеля, как определил в Вашингтоне
Гай. Другая информация отсутствовала – эти швейцарцы всегда такие скрытные.
Длительное отсутствие Евы начало внушать
тревогу ее коллегам и партнерам. Довольно спокойное перемывание косточек
сменилось ежедневными разговорами о том, что же они должны теперь делать. Она
позвонила один раз в первый день, один раз – во второй, потом полное молчание.
Имя таинственного клиента, на встречу с которым отправилась Ева, так и осталось
невыясненным, а другие клиенты, ждавшие ее совета или содействия, начали
изводить фирму ультимативными требованиями и угрозами.
Все сроки, все важные встречи и переговоры
летели к черту.
В конце концов было принято решение временно
вывести Еву из штата и заняться ею позже, после ее возвращения.
Осмар и его люди до того запугали отца Евы,
что тот потерял сон. Они следили за подъездом его дома, ходили за стариком по
пятам по запруженным улицам Ипанемы. Родилась идея захватить его и потрясти,
чтобы развязать язык, однако он был достаточно осторожен и старался не
оставаться в одиночестве.
* * *
В третий раз пытаясь проникнуть в спальню
Труди, Лэнс обнаружил, что дверь не закрыта на замок. Он спокойно вошел с
таблеткой валиума и бутылкой ее любимой ирландской минеральной воды,
обошедшейся в четыре доллара, без слов уселся рядом на постели и протянул
пилюлю. Труди выпила ее – вторую за этот час – и запила водой из бутылки.
Полицейская машина, увезшая круглощекого
фотографа, отъехала от дома около часа назад. Двое полисменов минут двадцать
покрутились во дворе, задавая дурацкие вопросы. Они явно не испытывали никакого
желания встревать в это дело. Прессе рекомендовали держаться от дома подальше.
Полиция даже с некоторым сочувствием отнеслась к Лэнсу. Труди сообщила имя
своего адвоката на тот случай, если ее вздумают в чем-нибудь обвинить.
Лэнс пообещал разобраться с каждым, кому
взбредет в голову вызвать его в суд.
Когда полицейские убрались, Труди как с цепи
сорвалась и, дождавшись, пока нянька с ребенком выйдут из дома, швырнула
подушки с дивана в камин и стала выкрикивать в адрес Лэнса – ближайшей жертвы –
непристойности. Для ее измученных нервов это было уже чересчур: новость о
Патрике, иск страховой компании, ущемление в правах, нашествие репортеров и,
наконец, инцидент у бассейна.
Но теперь, после таблетки валиума, она была
спокойна.
Лэнс с облегчением вздохнул. Ему хотелось
коснуться Труди, погладить ее по колену, сказать что-нибудь ласковое, но в
подобной ситуации это было рискованно. Одно неверное движение – и она опять
придет в бешенство. Нет, лучше дать Труди время остыть.
Она бросилась на постель и закрыла глаза.
Комната, как и весь дом, была погружена в полумрак: шторы и жалюзи опущены,
свет приглушен или выключен. Вокруг дома сновали сотни людей, беспрерывно жужжа
камерами, словно они исполнились желания снять фильм о всех немыслимых
похождениях Патрика. В полдень местная телекомпания в программе новостей
показала их дом, а какая-то вульгарная желтолицая дама с лошадиными зубами
распространялась о Патрике и о возбуждении супругой дела о разводе.
Супруга Патрика! При мысли об этом Труди
почувствовала онемение. Да она не была его женой уже четыре с половиной года!
Она устроила ему достойные похороны, а потом в ожидании денег честно пыталась
забыть о нем. К тому моменту когда деньги были получены, Патрик превратился в
смутное воспоминание.
Единственный трудный момент наступил тогда,
когда она попыталась объяснить двухлетней дочери, что ее отец отправился на
небеса, где ему будет, безусловно, намного лучше, чем здесь с ними. На какое-то
мгновение девочка казалась озадаченной, но очень быстро стряхнула с себя
оцепенение, как это могут только дети. В присутствии ребенка никто больше не
имел права произносить имя Патрика – нельзя было травмировать бедняжку, как
объяснила Труди. Девочка не помнит своего отца, так что нечего и говорить с ней
о нем.
За исключением этого небольшого эпизода, Труди
с удивительной выдержкой несла бремя вдовства. Она ездила за покупками в Новый
Орлеан, заказывала продукты из Калифорнии, два часа в день исходила потом,
занимаясь аэробикой, тратила кучу денег на дорогую косметику. Завела няньку,
чтобы иметь возможность путешествовать вместе с Лэнсом. Оба предпочитали
Карибы, особенно остров Святого Барта с изумительными пляжами для нудистов, где
было так хорошо загорать и болтать с французами.
