– Долго ты оставался в Нью-Йорке? – спросил
он, глядя сквозь щелку жалюзи.
– Около недели. Мне не хотелось держать в
Штатах ни цента, поэтому я перевел деньги в Торонто. В Панаме они находились в
филиале банка Онтарио, так что проблем с перемещением всей суммы у меня не
возникло.
– И ты начал тратить их?
– Очень осторожно. Я уже был канадцем с
отличными документами, жителем Ванкувера, а имевшиеся средства позволили мне
купить небольшую квартирку и обзавестись кредитными карточками. Я нашел
преподавателя португальского и шесть часов в день тратил на изучение языка.
Несколько раз летал в Европу, паспорт мой приобрел потрепанный вид и был хорошо
изучен чиновниками. Все шло великолепно. Через три месяца я выставил квартиру
на продажу и отправился в Лиссабон. Девять недель шлифовал язык там, а пятого
августа девяносто второго вылетел в Сан-Паулу.
– День твоей независимости.
– Полной свободы, Карл. Приземлился я там с
двумя маленькими чемоданами. Взял такси и растворился в потоке транспорта. Было
темно, шел дождь, улицы забиты машинами. Я сидел позади водителя и думал о том,
что ни одна душа в мире не знает, где я сейчас нахожусь, и никто не сможет
разыскать меня. Я чуть не расплакался, Карл. Абсолютная, ничем не ограниченная
свобода! Я смотрел на лица шедших по улицам людей и чувствовал себя одним из
них. Я стал бразильцем по имени Денило. И никогда больше не сделаюсь кем-то
другим.
Глава 29
Проспав часа три на жестком матрасе, брошенном
на пол чердака подальше от Лиа, Сэнди проснулся с первыми лучами солнца. Часы
показывали половину седьмого. Оба пожелали друг другу спокойной ночи в три –
после семи часов изнурительного изучения документов и прослушивания записанных
Патриком разговоров.
Сэнди принял душ, оделся, спустился в кухню и
увидел там, к своему удивлению, сидевшую за столом свежую и бодрую Лиа.
Восхитительно пахло кофе. На столе лежали газеты. Лиа приготовила ему сандвичи
– слой джема на кусочках поджаренного белого хлеба. Сэнди был готов вернуться в
офис и приступить там к работе с документами на Арициа.
– Об отце слышали что-нибудь? – спросил он.
– Нет. Отсюда нельзя звонить. Чуть позже пойду
в магазин и позвоню из телефона-автомата.
– Я помолюсь за него.
– Спасибо.
Они положили коробку с бумагами и пленками в
багажник его машины и попрощались. Лиа обещала в течение суток сообщить о себе
– пока она никуда не собиралась.
Проблемы их общего знакомого из серьезных
становились безотлагательными.
Утренний воздух был прохладным: дыхание осени
чувствовалось даже на побережье.
Набросив теплую куртку, Лиа отправилась
прогуляться вдоль берега, без всякой обуви, босиком, сунув левую руку в карман,
а в правой держа чашку с кофе. Она по-прежнему была в раздражавших ее солнечных
очках. От кого на пустынном берегу прятать лицо?
Лиа родилась у моря и привыкла гулять по
полосе прибоя. Домом для девочки была квартира отца в Ипанеме, одном из лучших
районов Рио, – там все дети росли на берегу.
Расхаживать у самой кромки воды и не быть при
этом окруженной миллионами загорающих или просто веселящихся людей – казалось
ей удивительным. Отец ее стал одним из первых, кто подал голос против
неконтролируемого, спонтанного развития Ипанемы. Паоло Миранда негодовал по
поводу угрожающего роста населения и бессистемной застройки, его поддержали
многие соседи. Такое поведение шло вразрез с обычным принципом: живи и давай
жить другим, – однако довольно скоро он снискал не только всеобщее уважение, но
и приобрел множество последователей. Ева, профессиональный юрист, неоднократно
жертвовала временем ради того, чтобы помочь защитить права жителей Ипанемы и
Леблона.
Из-за облаков проглядывало солнце, поднялся
легкий ветерок. Под клекот круживших над головой чаек она вернулась в коттедж,
проверила, хорошо ли закрыты двери и окна, а потом отправилась на машине в
огромный супермаркет, расположенный в паре километров, – купить шампунь и
фрукты. Кроме того, ей нужно было позвонить.
Оказавшегося рядом мужчину она сначала и не
заметила, а когда наконец обратила на него внимание, то подумала, что он стоял
чуть ли не вплотную к ней уже целую вечность. В ее руке был флакон с
ополаскивателем для волос.
Мужчина оглушительно чихнул, как если бы
подхватил простуду. Обернувшись, она бросила на него взгляд из-под очков и от
пристального взора незнакомца едва заметно вздрогнула. Был он белым, небритым,
лет тридцати – сорока – рассмотреть что-либо еще у Евы не хватило времени.
Он смотрел на нее широко расставленными
горящими зелеными глазами. С независимым видом Ева прошла к кассе. Кто-нибудь
из местных, подумала она, какой-нибудь извращенец, любящий потереться в
магазине и поглазеть на привлекательных покупательниц. Вполне может быть, что
здесь даже знают его имя и просто не хотят поднимать лишнего шума, потому что
он и мухи не обидит.
Несколькими минутами позже она увидела его
вновь – он прятался у стойки с выпечкой: голову мужчина склонил, но
проницательные глаза следили за каждым ее движением.
Для чего прятаться, зачем скрывать лицо? Ева
успела заметить его шорты и легкие плетеные сандалеты.
От внезапно подступившего панического страха
по телу прошла дрожь. Первой мыслью было бежать, и все же она нашла в себе силы
сложить покупки в небольшую корзину.
Да, за ней следят, но почему бы и ей не
проследить за незнакомым мужчиной, кто бы он ни был? Когда она увидит его в
следующий раз? Ева чуть помедлила в отделе мясных деликатесов и перешла к
сырам. Что-то долго его не видно.
Ага, вот он, стоит спиной к ней и держит пакет
молока.
Еще две-три минуты, и она увидела незнакомца в
окно, он шел по стоянке, склонив голову, и говорил что-то в трубку мобильного
телефона – ни сумки, ни пакета у него не было. А как же молоко? Можно
попробовать выйти через заднюю дверь, однако ее машина находится у главного
входа. Пытаясь сохранить спокойствие, Ева расплатилась у кассы, но рука ее при
этом заметно дрожала.
