– Даже по постановлению суда? –
поинтересовался Спролинг.
– Я откажусь выполнить его и обжалую в высшей
инстанции. Вы ничего не выиграете, джентльмены.
Сидевшим в номере оставалось только признать
поражение. Это никого не удивило.
– Сколько человек знали об афере? – спросил
Джейнс.
– Четверо партнеров фирмы и мистер Арициа. – В
наступившей тишине все ожидали, что Сэнди назовет и имя сенатора, но он этого
не сделал. Заглянув в блокнот, Сэнди продолжал:
– Наше предложение, в сущности, весьма просто.
Мы передаем в ваши руки документы и пленки. Патрик возвращает деньги, все до
цента. В обмен на это федеральные власти снимают обвинения, и мы имеем дело
только с тем, что предъявит нам штат. Налоговая служба дает согласие оставить
моего клиента в покое, а его бразильский юрист, мисс Ева Миранда, немедленно
выйдет на свободу.
Все это Сэнди выговорил на одном дыхании.
Аудитория не пропустила ни слова. Спролинг вел скрупулезную запись.
Джейнс уставился в пол, его лицо ничего не
выражало. Остальные тоже сидели с невозмутимым видом, хотя вопросов у каждого
имелось более чем достаточно.
– Сказанное необходимо сделать сегодня, –
добавил Сэнди. – Нам всем имеет смысл поторопиться.
– Почему? – спросил Джейнс.
– Потому что мисс Миранда сейчас за решеткой.
Потому что вы обладаете всеми полномочиями для принятия решений. Потому что мой
клиент сказал: либо до пяти часов пополудни сделка будет совершена, либо он
оставит за собой деньги, уничтожит свидетельства и отсидит свой срок в надежде
выйти когда-нибудь на свежий воздух.
Сомневаться в этом было трудно. На сегодняшний
день Патрик сидел в отдельной, довольно комфортабельной палате, его обслуживали
персонально.
– Несколько слов о сенаторе, – подал голос
Спролинг.
– Отличная идея, – отозвался Сэнди и,
приоткрыв дверь, прошептал что-то своему помощнику, который через минуту внес в
комнату стол с двумя колонками и магнитофоном.
Сверившись с записями, Сэнди объявил:
– Запись была сделана четырнадцатого января
девяносто второго года, то есть около трех недель до исчезновения Патрика.
Разговор состоялся в его фирме, в помещении на первом этаже, которое прозвали
кладовкой, где время от времени проводились весьма немноголюдные краткие
совещания. Первым вы услышите голос Чарли Богена, затем Бенни Арициа и Дуга
Витрано. Арициа прибыл, как вы сами убедитесь, в весьма дурном расположении
духа.
Подойдя к столу, Сэнди принялся изучать ряды
кнопок на панели управления магнитофона. Модель была совершенно новой, колонки
– дорогими. Приглашенные с напряженным вниманием следили за его движениями.
– Итак, первым будет Боген, за ним Арициа и
Витрано, напомнил Сэнди и нажал кнопку.
Секунд десять в комнате стояла полная тишина,
а затем из колонок отчетливо раздались резкие голоса.
* * *
БОГЕН. Мы договорились о гонораре в одну
треть, как у нас и принято. Контракт подписан. Об этой трети ты знаешь уже
полтора года.
АРИЦИА. Тридцати миллионов долларов ты не
заслужил.
ВИТРАНО. А ты – шестидесяти.
АРИЦИА. Мне нужно знать, как вы разделите
деньги.
БОГЕН. Две трети и одна треть. Шестьдесят и
тридцать.
АРИЦИА. Нет. Я говорю о тех тридцати
миллионах, которые достанутся вам. Кто сколько получит?
ВИТРАНО. Это не твое дело.
АРИЦИА. Черта с два! Гонорар плачу я, значит,
имею право знать, сколько и кому.
БОГЕН. Такого права у тебя нет.
АРИЦИА. А что вы дадите сенатору?
БОГЕН. Тебя это не касается.
АРИЦИА (кричит). Касается! Он целый год
занимался в Вашингтоне выкручиванием рук, давил на моряков, Пентагон и
министерство юстиции. Да он больше проработал над моим делом, чем над своими
собственными!
ВИТРАНО. Не кричи, Бенни, о`кей?
АРИЦИА. Мне интересно, сколько он положит в
карман. У меня все-таки есть право узнать, какими суммами вы ворочаете втихаря,
– ведь это мои деньги.
ВИТРАНО. Оставь, Бенни.
АРИЦИА. Так сколько?
БОГЕН. О нем позаботятся, Бенни, не волнуйся.
Почему ты принимаешь это так близко к сердцу? Здесь нет ничего нового.
ВИТРАНО. Думаю, ты выбрал нашу фирму именно
из-за связей в Вашингтоне.
АРИЦИА. Пять миллионов? Десять? Дорого он вам
обошелся?
БОГЕН. Этого ты не узнаешь.
АРИЦИА. Посмотрим! Я позвоню сукину сыну и
спрошу его прямо в лицо.
БОГЕН. Звони.
ВИТРАНО. Что с тобой, Бенни? Ты вот-вот
получишь свои шестьдесят миллионов, откуда такая жадность?
АРИЦИА. Избавь меня от нравоучений, особенно
по поводу жадности. Когда я пришел сюда, вы корпели над бумажками за двести
долларов в час, а теперь пытаетесь убедить меня, что потом и кровью заработали
тридцать миллионов. Уже и ремонтом занялись, и машины новые заказали. Теперь
настал черед, наверное, яхт и самолетов игрушек для действительно богатых
мужчин. Но все это мои деньги!
БОГЕН. Твои деньги? Мы ничего не перепутали,
Бенни? Помоги мне, пожалуйста, разобраться. Ведь твой иск такая же фальшивка,
как трехдолларовая банкнота.
АРИЦИА. Да, но он сработал. Это не вы, а я
расставил сети на “Платт энд Роклэнд”.
БОГЕН. Зачем же было нас нанимать?
АРИЦИА. Идиотский вопрос.
ВИТРАНО. У тебя плохая память, Бенни. Ты
пришел сюда потому, что нуждался в нашей помощи. Это мы оформили твои претензии
в иск, потратив на него четыре тысячи часов рабочего времени, это мы нашли, за
какие ниточки нужно было потянуть в Вашингтоне. И ты знаешь об этом, могу
заметить.
АРИЦИА. Сенатора необходимо выбросить вон. Это
даст десять миллионов. Еще десять спишите на накладные расходы, и вам, парни,
все равно на двоих останется десять.
По-моему, это вполне справедливый гонорар.
ВИТРАНО (смеется). Великолепно, Бенни! Ты
получаешь восемьдесят, мы – десять.
АРИЦИА. Да, а политиков мы пошлем к дьяволу.
