– Что случилось?
– Ты ничего не помнишь? – Анжелика скривилась и заплакала.
– Анжелка, хорош реветь, ему нужны положительные эмоции. Возможна частичная амнезия от удара, я читал. Главное, покой.
– А… амнезия? – Слово далось Монаху с трудом. – Почему больница… из-за ноги?
– Нет, когда он выстрелил, ты упал, ударился головой об стену и потерял сознание.
– Выстрелил? В меня? Кто?
– Йог! Он выстрелил в тебя, и ты упал.
– Венката?
– Он помнит! – обрадовалась Анжелика. – Жорик, он вспомнил!
– Он самый.
– Почему… он стрелял?
– Он застал тебя в своем кабинете и выстрелил. Ты только не волнуйся, Олежка. Доктор сказал, тебе нельзя волноваться, у тебя сотрясение.
– Я был в его кабинете?
– Ну! Не помнишь?
– Он… попал в меня?
– Попал. Только не в голову, а в руку, левую, два раза. – Анжелика показала на своей левой руке, куда именно попал йог.
– Хреновый стрелок, – заметил Жорик. – Повезло.
Монах откашлялся – он не узнавал свой голос.
– Что я там делал?
– Мы не знаем! Непонятно, с какой радости ты туда поперся, да еще со сломанной ногой. Я хотел позвонить Леше, Анжелка говорит, не надо, вы вроде как поссорились.
– Наверное, ты что-то искал, – сказала Анжелика. – Ты совсем ничего не помнишь? Днем послал меня с фоткой, потому что Леша отказался…
– Леша?
– Ну! Он сказал, что у Леонида… помнишь Леонида? Которого убили! Что у него была аллергия на глазах…
– Подожди, Анжелка, со своей аллергией! – Жорик потеснил супругу. – Ему нужен покой, потом расскажешь.
– Нет… нормально, – сказал Монах. – Я послал тебя с фоткой… куда?
– Ну! Расспросить соседей, якобы я сестра!
– Фотка… Дианы?
– Да нет же! Ее брата, Дениса! На Космонавтов, шестнадцать… помнишь?
– Почему Дениса?
– Ты сказал, что аллергия все меняет, и теперь надо спросить про Дениса.
– Я так сказал?
– Ну! Не помнишь?
– Не помню. Почему аллергия? Не знаешь?
– Ты сказал что-то про новый угол зрения, точно не помню.
– Ты сказала, Космонавтов, шестнадцать?
– Ну да, там жила сестра Дианы… самоубийство, помнишь?
– Помню. С балкона?
– Ну! Четыре года назад.
– Да… четыре года. Что ты узнала?
– Соседи его узнали! Дениса! Они вспомнили. Двое. Аркадий Семенович из пятнадцатой и Елена Павловна из десятой. Он приходил примерно через полгода после самоубийства. Говорят, хорошая девушка была, приветливая, только всегда в черном и много серебряных украшений даже в ушах, черепа и скелеты, однажды купила ей хлеб, когда она болела… Елене Павловне, она уже старенькая…
– Подожди, Анжелика. Чего он хотел?
– Денис показал им фотку… Оба так и сказали, что помнят, был, показал фотку. Елена Павловна меня чаем напоила с печеньем, сама пекла, я взяла рецепт.
– Чью фотку?
– Да йога же! Твоего йога! С волосами и в бусах. Говорят, он все время к ней ходил, они ссорились, она его выгоняла!
– Они сказали об этом полиции?
– Не сказали. Аркадий Семенович был в больнице, а Елену Павловну не спрашивали. Эта Ия… вся в черном, с черепами… странная очень, они мало ее знали. Сказали, самоубийство… слух был, что несчастная любовь… они и поверили. Там шестой этаж. А потом пришел Денис и показал фотку. Через полгода почти. Один раз пришел, больше не приходил. Елена Павловна говорит, красивый парень, смуглый, вроде как с Кавказа. Она не поверила, что брат, Ия другая была. А он еще переспросил несколько раз – этот? И показал фотку. Она лично видела этого, с фотки, не один раз. Тот еще тип, никогда не здоровался, лицо злое, бежит мимо, чуть с ног не сбил однажды. Она говорит, поначалу оставался на ночь, а потом Ия уже не пускала, он позвонит-позвонит да уходит. Под домом ждал, когда придет, сидел на скамейке.
– Анжелка, ты, давай, без фанатизма, – вмешался Жорик. – Ему отдыхать надо. Потом расскажешь, не горит.
– Я в порядке, ребята. Спасибо, Анжелика, ты молодец.
– Ты, если надо еще чего, только скажи.
– Скажу. Он стрелял в меня?
– Ну да, говорил, думал, грабитель. Его задержали, охранник услышал выстрелы и вызвал полицию.
– Почему он меня не убил?
– Хреновый стрелок потому что. Хоть и стрелял с трех метров. Охранник забрал пистолет и вызвал полицию и «Скорую». Ты был в отключке. «Скорая» сдала тебя в больницу, оттуда по твоему мобильнику позвонили мне.
– Сколько я здесь?
– Со вчерашнего вечера. – Он посмотрел на часы. – Тебя перевязали, говорят, подержат пару дней. Шестнадцать часов уже. Скажи спасибо, что не в СИЗО. Опер сказал, что придет тебя допросить, записал твои данные.
– Хорошо. Ты говоришь, там был охранник?
– Был. Его из квартиры выгнали, так он там втихаря ночует. Считай, повезло. Его задержали…
– За что?
– Не знаю, вроде превысил пределы защиты, в смысле сломал йогу руку.
– Его охранник сломал ему руку?
– Ну. Ты его знаешь?
– Видел один раз, серьезный мужик. Венката спас его от психушки, а сейчас у них личные счеты. Теперь могут быть проблемы.
– Поднимем волну, Леша статью напишет! Он тебе жизнь спас. Представляешь, если бы не он, йог стрелял бы до упора. С пятого раза точно попал бы. И главное, имел право, принял тебя за грабителя, испугался… аффект, амок… все такое. Любой адвокат отмажет, скажет, нарушил границы частной собственности. И главное, со сломанной ногой!
– С ногой… да. Сильно он меня?
– Я же говорю, повезло. Он тебе два раза зацепил руку, доктор сказал, царапины. Ты головой об стену долбанулся, когда падал, это серьезно. А так – ничего. Царапины. Болит?
– Нет вроде. Жорик…
– Что, Олежка? Я все сделаю.
– Я хочу домой. – Монах закрыл глаза.
– Доктор сказал, еще пару дней.
– Я хочу домой. Ребята, пожалуйста…
– Встать можешь? – спросила Анжелика. – Голова не кружится?
– Анжелка, думай, чего говоришь. Ему лежать надо!
– Вставай, Олежка. Жорик, помоги! – приказала Анжелика. – Лежать он и дома может.
Монах уселся на кровати; закрыл глаза, пережидая головокружение. Сомневающийся Жорик придерживал друга за плечи; Анжелика достала из шкафчика Монахову куртку. Из кармана со стуком выпал зеленый баллончик. Анжелика подняла баллончик и сказала удивленно:
