Прополоскав в воде удилище, я почистил рыбу, положил ее в свой маленький холодильник, умылся, сделал кое-какую домашнюю работу и оставил записку для Чарли Хейвуда:
«Я запер дверь. На постели лежит приготовленная для тебя одежда. Поищи что-нибудь поесть: у меня есть апельсиновый сок, кофе и другие продукты. В холодильнике лежат яйца, молоко, бекон и сырая рыба. Хозяйничай сам. Сегодня я не жду никаких посетителей. Вернусь в середине дня».
Я надел коричневую футболку, которая была мала мне уже в тот день, когда я ее купил, и натянул брюки цвета хаки, сильно севшие после стирки.
Я запер дом и проехал четыре мили на север до Флоренс-Сити. Было утро понедельника, пятнадцатое августа, и воздух с каждой минутой становился все более жарким и влажным. Я вытащил свои письма и газеты из ящика возле почты, переехал через мост в торговый район по соседству с Оранжевым пляжем, припарковал свой старый «форд» возле офиса и перешел на другую сторону улицы, чтобы позавтракать у Сая.
— Ты ранняя пташка, Сэмбо, — сказал он.
— Сегодня понедельник, Сайрус. Новая неделя. Начало трудовых будней. Нужно как следует подкрепиться. Так что действуй, и поживее.
— Ладно, — ответил он и с кислым видом разбил на гриле два яйца.
Я нашел небольшую заметку о побеге Хейвуда внизу третьей страницы. Они все еще его искали. Сообщали, что его могут схватить в любую минуту. Предполагалось, что он угнал машину в Клюистоне и бросил ее в Тампе.
Когда после завтрака я вернулся к офису, Сис Гэнтри была уже на месте и открыла дверь. Большой и шумный кондиционер заработал и начал давать прохладу. Здание, где находился офис, принадлежало Тому Эрлу, агенту по операциям с недвижимостью. В нем была всего одна просторная комната, к которой примыкали отдельный кабинет хозяина, туалет с умывальником и кладовка. В комнате находилось семь столов, шесть из них занимали помощники и клерки босса, а один сдавали мне в аренду. Я представлял собой Ассоциацию автомобильной экспертизы — слишком громкое название для фирмы, состоящей из одного человека. Месячная плата за аренду покрывала расходы на часть помещения, занимаемую моим столом, телефонные услуги (включая ответы на звонки в то время, когда меня не было на месте) и давала право поставить свое имя и название бизнеса на маленьком листочке, который вывешивали снаружи возле входной двери.
Сис Гэнтри изобразила удивление и сказала:
— Глазам своим не верю! Не иначе как твоя лачуга сгорела дотла.
— Милая леди, я поймал и почистил окуня раньше, чем у вас успел прозвонить будильник.
На самом деле ее зовут Дженис, но она отзывается только на имя Сис. Она местная, у нее восемь братьев: четверо старших и четверо младших — не больше и не меньше. Крупнотелая брюнетка, полная огня, энергии и жизни, с очень добрым сердцем. У нее большой рот сердечком, потрясающая фигура — плотно сбитая, округлая, дородная — и очень темные синие глаза.
Наши отношения нельзя было назвать простыми. Они начались не так, как следовало, и вскоре нам стало ясно, что лучше им было бы совсем не начинаться. Я встретил ее почти четыре года назад. Меня тогда вышвырнули из спорта, и я вернулся в свой родной город, мало заботясь о том, чем займу остаток своей жизни, хотя зарабатывать на хлеб мне все равно пришлось. Я прожил в городе несколько месяцев и занимался грубой плотницкой работой у одного из местных строителей — именно тогда я встретился с ней. У нее за спиной было не менее скверное прошлое. Ей было двадцать пять — на год меньше, чем мне. Она вышла замуж за какого-то сумасшедшего — психопата, алкоголика и мерзавца. Девушка с меньшим запасом жизнелюбия и оптимизма сбежала бы от него в первый же год. Но Сис выдержала целых четыре бездетных и безумных года, пока он не прострелил ей горло, а потом застрелился сам, засунув дуло себе в рот. Она выжила только потому, что в «скорой» оказался очень хороший врач.
Мы были парой самых завзятых неудачников во всем Флоренс-Сити и подружились, рассказывая друг другу о своих проблемах. Ей надо было чем-нибудь себя занять, чтобы отвлечься от собственных забот, и она выбрала меня. Только под ее нажимом я начал всерьез искать для себя какую-нибудь подходящую работу. Старина Берт Шилдер из Центрального банка, который знал моих родителей всю жизнь вплоть до того дня, когда пятнадцать лет назад они утонули в заливе во время шторма, предложил мне заняться этим случайно подвернувшимся делом — оценкой автомобилей и устроил меня на работу в одну контору из Майами. Спустя четыре месяца я уже достаточно разбирался в бизнесе, чтобы попытать счастья со своей собственной фирмой во Флоренс-Сити.
Сис Гэнтри горячо поддержала меня в этом решении, подсчитала мои скудные средства, настояла на том, чтобы я купил дом, а не брал жилье в аренду, и нашла старый коттедж на берегу залива, стоящий на одном акре заброшенной земли в четырех милях к югу от границы города. Тогда она уже работала на Тома Эрла, и благодаря ей дом достался мне почти даром; потом, обеспечив мне жилище, она решила, что просто должна помочь мне в нем устроиться. Кроме того, она помогла мне заполучить стол в конторе Тома Эрла.
Я уже две недели жил в своем коттедже, но в наших отношениях не было даже намека на секс. Мы были просто друзьями, оба переживали трудное время, и общение друг с другом помогало нам скрасить жизнь. Как-то в воскресенье вечером она принесла мне занавески для кухни, которые изготовила собственноручно. Я закрепил на них зажимы, и она развесила их на перекладине. На побережье налетела октябрьская гроза, ливануло как из ведра, и в доме отключилось электричество. Мы стали глупо острить по этому поводу. У меня не было ни свечей, ни фонарика. Мы сели на диван. Время от времени комнату освещали вспышки голубовато-белых молний. Я потянулся за сигаретами и случайно коснулся ее руки. Потом я обнял ее за талию. При следующем всполохе я увидел ее лицо совсем рядом с моим, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Наш поцелуй затянулся, и я почувствовал, как ее тело напряглось и придвинулось ко мне ближе, губы стали горячими, а дыхание быстрым и неровным. Она позволила отвести себя в спальню, послушная, как ребенок, и потом поворачивалась в разные стороны, помогая мне, пока я раздевал ее неловкими от нетерпения руками.
У меня никого не было после Джуди, и у нее никого не было после ее сумасшедшего мужа, который оставил шрам у нее на горле.
После этого прошло много недель, кончился старый год и начался новый, а между нами продолжалась эта чисто физическая связь. Все происходило в моем доме, защищенном от дороги и соседей густыми зарослями дикого кустарника. Наши встречи всегда были страстными, долгими и чувственными. Не было ни неловкости, ни поддразниваний, ни предварительных ласк в гостиной. Путь от входной двери до постели занимал у нас не больше тридцати секунд. Мы оба были крепкими, здоровыми людьми, и потому у нас было достаточно поводов для смеха и непристойных шуток относительно наших способностей в этой приятной и бесхитростной игре. Мы слонялись по дому нагишом, готовили себе еду и поглощали ее в огромных количествах. Она жила со своей семьей и поэтому считала необходимым хотя бы часть ночи проводить у себя дома в собственной кровати. Но почти каждое утро я просыпался от того, что меня будила Сис, которая вбегала в комнату, сбрасывала с себя одежду и забиралась под одеяло, смеясь, дыша мне в шею и вовсю работая руками и губами.
