– Ваше величество, – улыбнулся Сергеев, – хочу вас обрадовать. В числе присланного нам имущества есть лекарства и медицинская аппаратура. Доктор Кузнецов, наконец, уладил все свои личные дела и решил перебраться в ваше время. А то, честно говоря, довольно хлопотно отправлять людей на лечение в наше время. К тому же некоторых больных не стоит туда отправлять, ибо не всем следует знать о машине времени.
– Отлично! – воскликнул император. – Я буду рад, если доктор Кузнецов останется в нашем времени. Я выгоню в шею этого мошенника Мандта и сделаю уважаемого Алексея Игоревича своим лейб-медиком. Вы очень меня сегодня порадовали, Виктор Иванович.
– И еще, – продолжил Сергеев, – мне сообщили, что для нас скоро подготовят несколько грузовых машин. Они могут двигаться на топливе, извлекаемом из обычных дров. Такие автомобили называются у нас газогенераторными. Теперь не будет нужды переправлять в прошлое бензин или дизельное топливо. Дерева же в Российской империи предостаточно.
– Скажите, Виктор Иванович, а танков с такими же двигателями у вас нет? – поинтересовался император.
Сергеев покачал головой, и Николай с сожалением произнес:
– Жаль, очень жаль…
– Скорее бы наши ребята вернулись бы, – неожиданно невпопад сказал Шумилин. – Что-то мне за них неспокойно… Мнительный я стал, Иваныч, сам не знаю почему. Старость, наверное.
Адини, игравшая с котенком, вольготно развалившемся на диване в гостиной, услышав слова Шумилина, охнула и побледнела.
– Александр Павлович, что вы, что вы, – дрожащим от волнения голосом произнесла она, – не вы ли мне говорили, что если ждешь – все будет хорошо. Я верю, что Николя… Что все наши друзья благополучно вернутся домой.
– Ну, если ваше сердечко верит в удачу, значит, так оно и будет, – улыбнулся Шумилин. – Будем ждать их вместе…
* * *
Ни сна, ни отдыха измученной душе… Едва император кое-как разрулил сложнейшую ситуацию с его дочерью Адини, как на его голову свалилась новая напасть. Дело в том, что ротмистр, пардон, уже майор, Соколов по просьбе графа Бенкендорфа был освобожден от всех дел в III отделении и усердно работал с досье, которое подготовил для него подполковник Щукин. В нем имелся список самых отъявленных казнокрадов Российской империи, с кратким описанием их «подвигов».
Кое-кто из проворовавшихся чиновников уже с треском слетел со своих постов. В их числе был и самый наглый и бессовестный из них, Александр Политковский, обкрадывавший несчастных увечных воинов, участников войны 1812 года. И на данный момент Политковский только начал набивать свои карманы; император вспылил и приказал немедленно взять его под стражу. Впрочем, как и в прошлой истории, обер-коррупционер не дожил до суда – он успел принять яд и тем самым избежал позора суда и бессрочной каторги.
По решению Николая был создан Тайный комитет – что-то вроде Антикоррупционного комитета XXI века, в который, помимо майора Соколова, вошел министр финансов Егор Францевич Карнкрин, человек уважаемый, по-немецки дотошный, аккуратный и честный, а главное, пользующийся полным доверием императора. Началась проверка полученной из будущего информации. От результатов этой проверки волосы вставали дыбом. И хотя казнокрадством на Руси было трудно кого удивить, но размах расхищения казенных средств просто поражал воображение.
Когда императору были доложены предварительные результаты проверки, он поначалу лишь усмехнулся и вспомнил слова своего старшего брата императора Александра I. Тот как-то сказал, узнав об очередном казнокраде: «Они украли бы мои военные линейные суда, если бы знали, куда их спрятать, и они бы похитили у меня зубы во время моего сна, если бы они могли вытащить их у меня изо рта, не разбудив меня при этом».
Но потом, по мере того как император знакомился с документами Тайного комитета, Николаю стало не до шуток. Особенно испортила настроение царя информация о неслыханном воровстве любимца и доверенного лица императора, графа Петра Андреевича Клейнмихеля. Николая возмутил не сам факт казнокрадства графа, а то, что тот нагло обманывал самого самодержца.
17 декабря 1837 года в Зимнем дворце вспыхнул пожар, который длился тридцать часов. Полностью же затушить последние очаги возгорания удалось лишь через трое суток. В огне пожара погибло много имущества и практически вся обстановка царской резиденции. От дворца фактически осталась лишь обгоревшая и закопченная кирпичная коробка.
Восстановлением дворца руководил архитектор Стасов, а все выделенные на восстановление царской резиденции деньги шли через Клейнмихеля. Чуть больше года понадобилось для того, чтобы Зимний дворец был полностью восстановлен. Император, восхищенный расторопностью и старанием куратора работ, возвел его в графское достоинство, и в честь него была выбита золотая медаль с надписью «Усердие всё превозмогает».
И вот теперь выясняется, что значительная часть денег, ассигнованных на восстановление Зимнего дворца, прилипла к жадным и загребущим рукам Клейнмихеля. Выходит, что помимо того, что царь был обворован, он еще оказался и одурачен.
А дело о дворцовой мебели окончательно доконало Николая. Согласно документам, Петр Андреевич Клейнмихель украл практически все деньги, полученные им на закупку новой мебели для Зимнего дворца. Выяснилось, что он заказывал мебель у поставщиков, а получив ее, отказывался оплатить предъявленные ему счета. Император, узнав обо всем этом, возмущенно кричал, что он теперь уже не знает, принадлежит ли ему тот стул, на котором он сидит.
Похоже, что песенка графа Клейнмихеля была спета. Николай запретил ему появляться во дворце и приказал членам Тайного комитета продолжить собирать документы о казнокрадстве Клейнмихеля, чтобы по готовности передать их в суд.
– Это уму непостижимо, – в сердцах жаловался Шумилину император, которого ознакомили с результатом работы Тайного комитета. – Александр Павлович, неужели у нас в России нет ни одного чиновника, который бы не воровал казенные деньги и не брал бы взятки? А как у вас с этим обстоит? Сумели ли вы побороть своих казнокрадов?
Шумилин лишь огорченно развел руками. Видимо, такое проклятие кем-то наложено на наше бедное отечество, которое ни в прошлом, ни в будущем никак не может избавиться от высокопоставленных жуликов. Он рассказал царю несколько историй о похождениях губернаторов, министров и прочих государственных мужей, которые беззастенчиво разворовывали выделенные их ведомствам средства и брали взятки в умопомрачительных размерах. Был даже один из них, тоже, как граф Клейнмихель, связанный с мебелью.
Узнав о том, что «мафия бессмертна» – правда, Александру пришлось прочитать императору краткую лекцию об истории самых известных в истории ОПГ, – Николай немного успокоился и стал сетовать на то, что даже в царском окружении воруют самым наглым образом.
– Вот, Александр Павлович, – сказал Николай, – был такой случай. Известный прусский художник Франц Крюгер, приехавший по моему приглашению в Россию, сделал несколько портретов членов моей семьи. В том числе он нарисовал и мой портрет, который мне очень понравился. Чтобы отблагодарить господина Крюгера, я велел подарить ему золотые часы-брегет, усыпанные бриллиантами. Часы были подарены, но почему-то бриллиантов на них не оказалось. Я чуть не сгорел со стыда. Мне потом пришлось извиняться перед художником: «Господин Крюгер, видите, как меня обкрадывают? Однако если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы Сибири, а Россия превратилась бы в пустыню…»
