Возле кафе вскочила и нырнула в выбитое окно-витрину, перекатилась. Плечо отозвалось болью. Я снова поднялась и нос к носу столкнулась с Аресом, он целился в меня. Все, приплыли. Прощай, жизнь! Я зажмурилась, но в гул и грохот впелелся его неестественно далекий голос:
– Малая, не дрейфь! Я с вами.
Я невольно отступила, Арес продолжил:
– Я ж говорил, что не желаю вам зла! Я на вашей стороне!
Вот так номер. За секунду я успела взмокнуть, теперь меня затрясло, и тело сковала слабость. Нет, нельзя, не сейчас.
– Ты как? – спросил он.
– Подполковник тяжело ранен, – бросила я. – Нужна помощь. Эти на вертолете – кто?
– Хрен знает. Похоже, наши.
– Вот и я так думаю.
Я зашагала ко второму выбитому окну, выглянула: на армейском джипе, таком же, у которого я выбила фары, собралась целая делегация. Все в форме Легиона. Самый старший – полковник, к нему мне и нужно. Правда, на брата Дайгера он не похож: светловолосый, арийской такой внешности. И вокруг него – автоматчики, семь человек. Головами вертят, бдят. Могут ненароком пристрелить. Как же пробраться к полковнику?
Пока я думала, процессия направилась в сторону кафе. Полковник переступил через труп убитого легионовца, что-то сказал по рации и зашагал быстрее. Поравнялся с выбитым окном, где я стояла:
– Полковник! – крикнула я изо всех сил. – Не стреляйте, я своя, из погибшего отряда!
Я села на подоконник, подняла руки. Автоматчики не стреляли, полковник остановился.
– Я из команды Дайгера!
Спрыгнув, я зашагала к нему. Ощущения были, как во сне, когда надо спешить, а ты будто залип на месте. Только сейчас я сообразила, что поднята одна рука, вторая болтается плетью.
– Курт Дайгер ранен! Я одна его не донесу.
Я зашагала наперерез отряду. Спасибо, что не рассматривали меня как угрозу.
И тут у полковника затрещала рация, он поднес ее к уху и заорал, бешено вращая глазами:
– Азек Дайгер на связи! Гительман? Как – сбежал? С ним был мальчишка? Догнать! Мальчишка должен жить! В нашу сторону? Синдикат? Фак! – он зыркнул на меня волком и рявкнул: – Прочь с дороги!
Крайний автоматчик ударил меня прикладом в печень, оттолкнул, как назойливое насекомое. Мир взорвался болью. Дыхание перехватило, я завалилась на бок, здоровая рука сама собой царапала землю. Хотелось ругаться, вопить на весь свет, но голос пропал, и изо рта вырывался лишь придушенный хрип. Здравствуй, нокаут!
Когда более-менее очухалась, полковник исчез за кафе. Голова не соображала. Ясно было одно: Айзеку Дайгеру нужна Терри Смит, на брата ему плевать.
Перестрелка начала стихать: силы Синдиката терпели поражение. Все реже грохали взрывы, теперь самым громким звуком был рокот вертушки, добивающей выживших синдикатовцев. Вот ты какая, война!
На четвереньках я поползла к кафе.
Марк Косински
В свете фар и огненных нитей трассеров Марк видел, как к нему короткими перебежками приближаются легионовцы. Терри до боли сжала его ладонь. Ее рука была ледяной, девушку колотило. Марк посмотрел на нее: она кусала губу и что-то бормотала, потом стала теребить Марка, но он не слышал ее из-за звона в ушах.
Синдикатовцы огрызались слабо. Пространство над складами утюжил черный вертолет, подавлял очаги сопротивления. Все, конец. Марк понимал, что сопротивление бесполезно, если сейчас бросит Терри, он сохранит свою жизнь и жизнь Вальцева… Если его еще не убили.
С трудом поднявшись на четвереньки, он проорал:
– Бежим!
Терри обхватила его за пояс. Теплое дыхание согрело ухо, и слова одно за другим вспыхивали в сознании:
– Им нужна я! Живой! Обними меня! Прикройся мной, они не посмеют стрелять!
Марк помотал головой, промычал что-то невразумительное. Сообразил, что делать, и выпрямился в полный рост. Обхватил девушку за талию, а второй рукой поднес к ее горлу нож.
– Молодец, – сказала она. – Теперь отходи к нашим.
Приходилось снова и снова мотать головой туда-сюда, и при этом покачиваться из стороны в сторону, переступая с ноги на ногу, потому что вражеские снайперы могли прямо сейчас ловить его в прицел. Противно, неправильно, но это единственный способ спастись и для нее, и для него.
Марк потерялся во времени и пространстве. Все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах, чтобы рука, в которой нож, не дрогнула, не ранила случайно Терри…
Может, удастся спуститься под землю? Жаль, не успел посмотреть карту местности, тут наверняка есть ход в катакомбы, и Вальцев знает, где он. Жив ли Вальцев?
Нога подвернулась, и Марк вместе с Терри рухнул на бетонные плиты, сваленные кучей, – не разжимая объятий, больно ударяясь боками о выступы. Руку с ножом Марк успел вскинуть. Земля и небо поменялись местами, а потом Терри оказалась сверху. Наклонилась, поцеловала его.
С диким грохотом над головой пролетел черный вертолет с полосой на брюхе. Грянул голос, усиленный громкоговорителем:
– Сдавайтесь. Обещаем сохранить жизни всем, кто сдался! Нам нужна только Анна Уоррен!
Марк приподнялся на локтях, выглянул из-за плит. Их брали в кольцо. Синдикат больше не прикрывал сзади. До ближайшего укрытия – здания за бетонным забором, оставалось метров пятьдесят. Ближайший неприятель был на таком же расстоянии – фигурка с автоматом, залитая светом фар. На первый взгляд безобидная, как пластмассовый солдатик из детства.
– Мне нужно умереть, – проговорила Терри. – Так от меня будет меньше вреда. Отец уже похоронил меня, он сильный, переживет. Если же они меня захватят, весь мир рухнет. А я… не хочу. Наркотики, тюрьма… Нет.
Марк почувствовал, как она вытаскивает пистолет из его кобуры, и не стал ей мешать.
– Сдавайтесь! – проговорил «пластмассовый солдатик». – Вы окружены, у вас нет шансов, – он выхватил рацию. – Полковник Дайгер, прием! Она здесь, здесь!
Появился второй легионовец, тоже с автоматом, прицелился в них. Терри повернулась и прокричала:
– Стойте на месте, иначе конец! – и сунула пистолет себе в рот.
Легионовец что-то заговорил в рацию, поглядывая на второго бойца. Ситуация патовая. Еще вчера Марк был уверен, что знает и понимает Терри Смит. Но он не брался предположить, как поведет себя Анна Уоррен.
Появился еще один человек в форме Легиона, он стоял против света, с надменно поднятой головой. Поднес громкоговоритель ко рту:
– Послушай, Анна, детка. Тебя никто не обидит. Все, что мы хотим, – прекратить войну, которую развязал твой сумасшедший папаша. Разве ты готова умереть только потому, что твоя мать не права? Я понимаю, когда мы умираем за мир и свободу, но когда ты расстаешься с жизнью, чтоб война продолжалась…
