— Хорошо, хорошо, — вздохнул мой отважный медведь.
Вот так… правильно.
Я горько усмехнулась. Ирония судьбы. Родители ждут второго ребенка, а первый в это время благополучно едет крышей.
Мама и папа переехали за город год назад, как раз после решения завести малыша. Свежий воздух, просторный частный дом и прочие прелести.
А я осталась счастливой обладательницей квартиры, свободы и… одиночества.
Во время одной из наших бесед психотерапевт корректно указал, что все мои кошмары — это лишь неосознанная попытка привлечь к себе внимание. Вроде бы логично, но вызывает внутренний протест.
Стребовав с Миши клятву не говорить ничего родителям, я ускакала одеваться и после этого выпроводила друга из квартиры.
Сама же, пользуясь последним днем отпуска, села дальше изучать осознанные сновидения.
По всему выходило, что у меня именно они. Раньше я считала, что это обычные сны, но со временем поняла: нет, осознанные сновидения. Уровень профессионализма повышался!
Самой достоверной литературой на эту тему я посчитала труд Карлоса Кастанеды. Он как раз писал о странных сущностях, живущих в мире снов. Они питались страхами, кошмарами и прочим негативом. Особенно любили осознанных путешественников по снам. Мы вкуснее.
Получается, мой гаденыш — именно такая сущность… А я — его любимый десерт.
И при таком раскладе сноходец скорее я, чем он. Он как раз абориген! Самый наиклассический! Агрессивный и промышляющий каннибализмом! Хотя кто сказал, что господин моих кошмаров человекоподобен?
Я с непередаваемым выражением на лице посмотрела на книги и свои записи.
— Точно крышей поехала. Всерьез рассматриваю это как причины творящейся в жизни чертовщины!
Я порывисто поднялась из-за стола и пошла на балкон. Нервно нашарила пачку сигарет, забытую кем-то из приятелей, и, щелкнув зажигалкой, затянулась. Покосилась на целую и невредимую вазу, все еще стоящую на верхней полке. Значит, на меня ничего не падало…
При свете дня вся эта лабуда про кошмарики, сны и проживающих в них прожорливых сволочей, тянущих энергию из живых, вдвойне казалась мистической чушью.
Решив больше не выносить себе мозг, я докурила сигарету и отправилась на пробежку. Да и в магазин надо — в холодильнике шаром покати. Мишка дожарил последние яйца.
Время до вечера пролетело в домашней суете и бытовых хлопотах. Я даже не ложилась спать днем, чтобы бодрствовать ночью. Было ощущение, что я переступила какой-то внутренний рубеж и у меня активировался режим пофигистки. Эти перемены мне нравились, а потому я легкомысленно напевала песенку и полировала книжные полки от пыли. Пыли тут не существовало уже минимум несколько минут, но меня сие не останавливало. Монотонная работа успокаивала.
Стрелки часов медленно подбирались к десяти вечера. В углах привычно сгущались тени.
— Не надо на этот раз на меня ничего ронять, — негромко попросила я, заметив, как зашатались книги над головой. Томики застыли, а потом качнулись туда-сюда.
Я это расшифровала как «а то что?».
— Придумаю!
Книги с грохотом рухнули.
Кто-то злится? Так тебе и надо.
— Не любишь Кастанеду? — хмыкнула я, поднимая книги, и поставила их обратно. — А зря, он про вас много писал.
— Ерунда-с-с-с, — гневно прошипели из ниоткуда.
— Сам ты ерундас, а Кастанеда — уважаемый ученый, муж и философ, — пафосно ответила я, чрезвычайно ехидно улыбаясь уже знакомым глазам на потолке. Оные возмущенно похлопали на меня ресничками и зажмурились, стоило мне захихикать и торжественно предъявить им оттопыренный средний палец. Видимо, глазюки отличались тонкой душевной организацией.
— Хамка-с-с-с! — вновь гневно прошипел кастанедовский глюк. Ну, и мой теперь.
— И вовсе не хамка, а девушка в сложной ситуации, — наставительно заметила я и обратилась к глазкам: — Сгиньте!
Как ни странно, послушались. Сначала щупальца, на которых висели глазки, втянулись в облако тьмы на потолке, а после вся эта черная клякса смачно шлепнулась на ламинат, с тихими завываниями расползлась по углам, куда не добирался свет ночника, и там затаилась.
Я аж умилилась от того, какие они послушные!
Вот интересно, а эти глазки, тьма и прочая гадость — это тоже, так сказать, Сноходец или что-то иное? Кто-то иной…
Решив не углубляться в размышления, я направилась в ванную.
Вернувшись, выключила весь свет, кроме тусклого настенного бра, и забралась под одеяло. Будем следовать тактике: раньше сядешь — раньше выйдешь! Я отвернулась к стенке, зевнула, закрыла глаза… и почти сразу уснула.
Фаза быстрого сна
Стадия 5
Кошмар начался необычно.
Я вновь оказалась в странном пространстве, в невесомости. Но в отличие от прошлой ночи тут была не мгла, а странный предрассветный сумрак.
— Пока не страшно, — очень глупо и смело заявила я, заинтересованно вертя головой.
— Да? — мрачно поинтересовались у меня в ответ.
Я резко развернулась, но не учла особенностей невесомости и отлетела в сторону, кувыркаясь. На то, чтобы выпрямиться, потребовалось некоторое время.
— Цирк, — крайне недовольно резюмировал все тот же голос.
— А то, — с веселой злостью ответила я, наконец разглядев в отдалении фигуру в бесформенном балахоне. — Культурная программа у тебя бедновата. Приходится самой вносить креатив.
— Бедновата, говоришь? Сейчас исправим!
Сумрак полыхнул ослепительно белым светом, и я со стоном закрыла лицо руками. Глаза болели просто невыносимо.
Садист чертов. Когда отняла руки от лица, обнаружила, что гравитация вернулась, и я лежу на кровати. Кровать оказалась своя, родная.
— Это все? — неверяще поинтересовалась я у пустого потолка. Там даже глаз не было.
Ничего не понимаю. Он меня отпустил?
Потерла подбородок. Хм-м-м, а где гарантия, что я не все еще сплю?
Как писал Кастанеда, признак того, что ты спишь, — дефекты рук. Больше или меньше пальцев, они короче или длиннее. Вспомнив заветы философа, включила свет и посмотрела на свои руки. С ними что-то должно быть не так.
Мягкий медовый свет ночника залил постель, меня на нем, пижаму в совушках и… не мои чересчур длинные и когтистые пальцы. Я задумчиво перебрала ими в воздухе.
Значит, сон. Новый виток кошмара.
Но я уже не та насмерть перепуганная девочка, какой была в начале всех этих приключений. И теперь я знаю, что ему от меня нужно. Страх, безнадега, ужас. Эмоции. А предупрежден — значит, вооружен! Господин моих кошмаров, у вас ожидается голодный паек!