Эльфийка молчала.
– Угу. Значит, если девочка выживет и у нее зазеленеют глаза, то придушить ее подушкой все-таки надо. Ясно. А Дега к тебе под крыло сразу направить или подождать денек? Чтоб ты продышалась и не очень явно радовалась, что чужие дети не отравляют твое счастье?
Салиэль вскинулась, сжала кулаки, злобно, совсем как Айфа, сощурилась. Кинфер услышал явственный скрежет зубов.
– Да катился б ты ко бдыщевой матери, целитель! – выплюнула эльфийка. – Где ж ты только взялся на мою голову… Что ж тебя принесло в эту чащу…
Круто развернувшись, Салиэль пошагала по тропе в свой Линнивэ, продолжая причитать и сильно взмахивая руками.
– Определенно не твой добрый гений, – сказал ей вслед Кинфер и пошел обратно к лагерю.
До вечера Вжину устроили на улице, лежанку поставили позади шатра, подальше от любопытных кочевников.
Но они все равно подходили, охали, всплескивали руками. Спрашивали, не заразно ли это и можно ли чем помочь. Кинфер и Дег качали головами и продолжали выполнять привычные действия: обтирание, питье, зелья, заклинания. Девочке становилось лишь хуже.
Кинфер все больше отчаивался: все свои скудные целительские познания он применял, но их не хватало и толку не было. Как не было и уверенности, что стоит продолжать удерживать Вжину в этом состоянии, подобном агонии, потому что вывести из него ребенка он не мог.
Что б там ни говорили магистры в лекарне, а Кинфер оставался при своем: не стоит длить жизнь только ради нее самой. Помнится, тогда, видя безнадежных больных, которых удерживали одними заклинаниями, эльф хотел схватиться за голову и заорать в голос: да позвольте ж вы им спокойно помереть, изверги!
Когда солнце скрылось за деревьями, сразу стало холодно, и лежанку снова внесли в шатер.
– Я посижу, – кивнул Дег, и Кинфер, привычно вытянувшись на циновке, снова провалился в глубокий черный сон.
* * *
Когда эльф открыл глаза, то сразу понял: что-то не так.
Пару вздохов Кинфер смотрел на плошку жира, в которой мигал желтым фитилек. Перевел взгляд на заплаканную Айфу, сидящую у постели Вжины. И выругался, поняв, что было не так.
Дег тоже заснул.
Никто не разбудил Кинфера, чтобы дать ребенку лекарство и прочесть заклинания, никто не обтирал его, не давал воды. Айфа, видимо, так все время и просидела у кровати дочери, держа ее за руку и давясь бессмысленными всхлипами.
Нет бы чем помочь…
– Давно стемнело? – хриплым спросонья голосом спросил эльф и потянулся за пузырьками.
– Рассветет скоро, – хлюпнула Айфа.
Ругаться Кинфер не стал. Смысла уже не было.
Потрогал лоб Вжины – и чуть было не отдернул руку, таким жаром на нее полыхнуло.
Приложил пальцы к шее. Сердце колотилось часто, прерывисто.
Глянул на следы укусов. Красноту разнесло на ладонь.
Покачал склянку на просвет. Почти пусто. Вторая – полглотка зелья. Третья опустела еще до заката.
Заставил себя влить сквозь зубы девочки воду, потом – остатки зелий. Прошептал заклинания. Обтер водой. Хотя вместо этого хотелось совершать что-нибудь бессмысленное и разрушительное.
Бить склянки оземь. Ругаться в голос. Швыряться цветастыми шариками из ладоней. Выяснять у Божини, зачем она направила сюда именно его, а не нормального целителя, который смог бы помочь.
– Она умрет? – спросила Айфа, в который раз отирая рукавом мокрые щеки.
– Когда-нибудь – непременно, – Кинфер надеялся, что голос его звучит спокойно.
Женщина помолчала, чуть покачиваясь, так и не выпуская ладонь дочери. Потом заговорила, негромко и монотонно, уставившись на плошку, где исходил чадом огонек.
– Дег ведь наполовину хочет, чтобы она умерла. Тогда он спокойненько уйдет к своей аптекарше. Вжина держит его со мной, держит здесь. А он не хочет. Ха! Как будто мне он так уж сильно нужен! И без Дега жизнь была, и будет дальше без него. Держу разве? Пусть бы уходил! А не уходит – так и не надо по сторонам отсюда зыркать. Не дело это. Нечестно. Ни ко мне, ни к ней нечестно, никому от этого покоя нет. Хе! Один мужик решиться все не может, бегает промеж двух баб, словно куренок меж наседками, баламутит воду. А кто решит за него? Сам-то боится, мнется: так плохо, сяк неудобно. Вот и хочет, чтоб Божиня да судьба за него выбирали. Удобно. Останется лишь повздыхать да красивенько утешиться.
Кинфер покачал головой.
– Дег очень любит дочку. Зря ты так.
– Любит, – Айфа не повернула головы, не отвела взгляда от плошки с огоньком. – Очень любит. Потому и не ушел до сих пор. Потому и хочет лишь наполовину… Знаешь, маг, я даже жалею, что мы не стоим тут подолгу лагерем. А вот зазимовать бы! Да пусть бы натешился с этой эльфийкой вдосталь – спорить могу, все прошло бы! Потому как любовь – оно, конечно, хорошо, но мы ж о жизни говорим. А жизнь – не только пляски у костра да возня под одеялом. Да и не любовь у него. Так… хотелки. Наесться только все не может, времени нет у него вдосталь. А наелся бы – и думать забыл про нее, потому как не с одного они поля.
– Они выросли вместе, – напомнил Кинфер.
Разговор тяготил его. Пришел в чужой дом да застал там такое, что посторонним видеть не годится. А деваться некуда, потому как не от безделья пришел.
– Выросли. Ну да. – Айфа покосилась на спящего мужа. – На огороде вот тоже репа да тыква вместе росли. И что?
Эльф почесал бровь. А и правда – что?
– Десять лет прошло с тех пор, – продолжала женщина. – Их дороги давно разбежались и не сбегутся теперь. Ему не будет с ней лучше. Разные они. И, если по правде, не нужны друг другу.
– А с тобой ему, значит, хорошо, – не выдержал Кинфер. – И нужда друг в друге у вас отовсюду прям хлещет!
– Кто б еще спросил, хорошо ли мне, – горькая усмешка делала лицо Айфы почти старым. – Не держу я никого. И не держала никогда. Ясно?
Эльф потупился. Вот уж действительно: ему-то что? Разве он на самом деле понимает, чего и сколько здесь намешано? Он просто мимо проходил. Его дело – ребенка лечить. Хотя вылечишь его, как же… А Дег, Айфа да Салиэль сами разберутся – ну или не разберутся, так и прокачаются на краю до старости.
Кинфер вдруг понял, что не слышит больше хриплого дыхания Вжины.
Осторожно, чтобы не привлечь внимания Айфы, которая все еще бездумно смотрела на огонек, протянул руку. Прижал пальцы к горлу девочки.
И вздрогнул.
Сердце билось совершенно нормально, сильно и ритмично. Тело ребенка не горело жаром, кожа стала приятно-прохладной и чуточку влажной. Чуть не повалив Айфу на пол, Кинфер рванулся за плошкой, дрожащими руками поднес огонек к постели.
Опухоль и краснота вокруг укусов заметно спали. Вот только что же чуть не на все плечо расползались! Лицо у Вжины было бледным, как должно быть после любой болезни, но круги под глазами теперь лишь угадывались.
