– Это значит, что они еще и вкусные.
Умма, потянувшись, потащила от печки ковш с горячей водой. Охнула, ухватившись свободной рукой за спину, и принялась разливать кипяток в кружки, в которые уже успела набросать сушеные малиновые ягоды.
– Стареешь, подруга, стареешь, – ехидно протянула Бивилка. – Двадцать три года! Ха!
– Только через два дня, – напомнила магичка и подвинула к подруге кружку.
– Оль будет на твоем дне рождения?
– Конечно, будет. Вот же всем наш Оль хорош, даже списаться с ним проще простого – сидит в своем Мошуке спокойненько, не то что некоторые шатуны!
Бивилка сосредоточенно изучала всплывшую ягодку в своей кружке.
– Вот Шадека найти – та еще задачка, – Умма полюбовалась на алеющие уши подруги и принялась намазывать варенье на лепешку.
– Так он приедет? – Бивилка наконец подняла взгляд на подругу.
– Приедет, приедет, – успокоила Умма. Бивилка смутилась еще больше и снова уткнулась в чашку. – Послезавтра утром жду. Бивочка.
– Что?
– Вы с ним встречались в последнее время?
– Было дело, – грустно ответила девушка и неохотно уточнила: – Случайно. В середине зимы.
– И что?
– Ну что. Одно семейство в северном поселке наняло сначала меня, потом его. Так и столкнулись. Помогли тому семейству, а потом несколько месяцев ездили по трактам вместе. Ты не выпучивай на меня глаза, Уммочка, ничего такого. Ездили и работали, хорошо и дружно, на радость себе и всем вокруг. – Бивилка помолчала, глядя в чашку, и тихо продолжала: – Он приучал меня снова искать. Людей, не вещи. Просто так, без нужды. Подмечал какого-нибудь путника, а через несколько дней создавал мне образ, и я начинала искать его. Мы могли ехать по следам долго-долго. И Шадек все время был рядом, и я как-то, знаешь… привыкла снова искать людей. Не бояться. Когда он рядом.
Девушки помолчали.
– Я даже думала, что так оно и останется, потому что… с ним спокойно. – Бивилка грустно улыбнулась. – Я глупости говорю, да? Это ж Шадек. Все время затевает что-то. Мы не сидели на месте, брались выполнять любые, самые странные просьбы людей, которых встречали. И с ним рядом это не казалось глупым. Было спокойно, словно он всегда точно знал, что делает, и мне так хорошо было, когда рядом человек, который во всем уверен. Но потом… так сложилось, что… словом, разошлись мы по своим дорогам. И я в одиночку, кажется, вновь растерялась.
– Печально, – искренне огорчилась Умма.
Бивилка некоторое время молчала, болтая ложкой из-под варенья в своей кружке, потом все-таки решила спросить:
– А Кинфер?
Подруга махнула рукой.
– Четыре месяца ни слуху, ни духу, ни весточки. Все в разъездах, все носится где-то…
– Строит из себя взаправдашнего эллорца, – понимающе улыбнулась подруга.
Умма строго нахмурилась.
– Не надо так, Бивочка. Он, знаешь, как помог мне весной? Прямо спас! А потом – как обычно. Пропал. Даже не знает, что я переехала. Я-то письмо написала, еще летом, как перебралась, но все без ответа.
– Значит, он не приедет. Ты его не нашла.
– Нет, Бивочка. Не нашла.
* * *
Работала Умма в этом же доме. Она снимала две комнаты: первую, просторную и теплую – как жилье, вторую – тесную, но светлую – как рабочий кабинет.
Покойный муж старухи, хозяйки дома, был родом из Меравии, и дом отстроил по тамошним порядкам: одноэтажный и длинный, из обожженной красной глины. В городском квартале, среди двух– и трехэтажных соседских домов он выглядел неказисто и немного нахально: вот, дескать, сколько земли я себе оттяпал! Дом терялся бы за высокими стенами других зданий, если б не стоял первым у дороги.
Днем было совершенно невозможно избавиться от уличного шума. Зато клиенты находили магичку без всяких сложностей.
– Снимать треть дома в столице! – Бивилка цокнула языком. – Пусть и не Божиня весть каких, и в рабочем квартале, но все ж таки треть дома и в столице! Милая, тебе на еду-то хватает?
– Ты ж вечером трескала лепешки с вареньем – значит, хватает.
– Теперь меня гложет совесть.
– Да я не плачу́ ничего, – смущенно призналась Умма и зачем-то подвигала туда-сюда стул прежде, чем усесться.
Бивилка сунула нос в забытый на подоконнике тигель, уфнула и переставила его на пол.
– А что ты посулила старухе взамен? Свои потрошка для эликсира вечной юности?
– Она не согласилась, – Умма положила ноги на низенький табурет, – говорит, старовата я для эликсира-то. Пришлось обещать ей лекарскую помощь забесплатно на все то время, что живу в доме.
– Обманщица, – огорчилась Бивилка. – Ты ж не целительница.
– А ей все едино. Не смотри так на меня, она ничем серьезным не хворает. Небольшая сердечная одышка, ломота в спине да пальцевые корчи. Я ей настойки делаю и припарки всякие. Это-то у меня неплохо получается – уклон ведь, считай, смежный.
– Ладно, – Бивилка уселась на подоконнике и принялась болтать ногами. – Почти не соврала бабульке, значит. Ждешь сегодня кого-нибудь?
– До полудня должна тетка одна прийти, я ей припарки готовлю. И она же обещала прислать своего знакомого дедулю, хотя я брыкалась. Дедуля какую-то вещь затерял да найти не может. А чем я ему помогу? Но раз ты здесь, то пускай старик приходит: ты ж у нас искатель, поможешь найти пропажу. Больше на сегодня ничего не намечено – разве так забредет кто-нибудь, без упреждений. О, знаешь, вчера приходили такие смешные селяне, просили помочь замириться с грибойником! Я их к гласнику завернула. Какие грибойники в лесу вблизи столицы? Вывелись давно. А гласник на селян пускай посмотрит – вдруг они опасные, раз им такое блажится? Словом, Бивочка, сегодня мы должны освободиться до полудня, а потом сходим с тобой на рынок… Ох, знаешь, что! Я там вчера ощутила такое странное! Как раз перед твоим появлением.
– Я ни при чем! – картинно шарахнулась подруга.
– Бивочка, я серьезно. Там что-то было.
– Что-то какое?
– Магическое и дурное.
Бивилка перестала болтать ногами.
– Оно шастало поблизости. Торговцы ухом не ведут, а у меня прям мурашки по коже, мошки перед глазами, и будто все вокруг отдаляться стало. А потом раз – и прошло, как не было!
Бивилка сложила губы трубочкой, смешно подвигала ими и уставилась в потолок.
– Это мог быть оборотень.
Умма кивнула:
– Пролетел над рынком. Курлы-курлы.
– Мертвяга?.. Хм, ну да.
– Что еще?
Бивилка покусала другую губу и принялась изучать другой угол.
– Реликвия.
